Многоликое волшебство
Шрифт:
Черт, исполнять еще раз ритуальный танец водружения ключа на башмак совсем не хотелось. Тогда и пришла идея, которая понравилась Валерию существенно больше. Он стащил, оперевшись на стену, башмак с ноги, затем наступил второй ногой на кончик того, что когда-то можно было называть носком, и оголил ступню. Дальнейшее выглядело до смешного просто и однозначно свидетельствовало в пользу того, что первая мысль далеко не всегда бывает лучшей. Он зажал ключ пальцами ноги и достаточно легко переместил его в руку, благо помогло небольшое удлинение цепи. Покорчившись немного, чародей дотянулся до правой руки и открыл замок. Освобождение ног прошло без приключений. И на том спасибо, а то если бы так пошло и дальше, то из подземелий ему раньше чем через неделю не выбраться.
Валерий
Потом началось мелкое волшебство, превратившее величественную мантию чародея в грубую рубаху. Загаженные им до невообразимой степени штаны, (никто же не подумал, как ему не расковываясь справлять нужду без посторонней помощи, а это доставляло гораздо больше проблем и неприятностей, чем пытки палача-неумехи) он сжег, сам же одел приготовленные Тиллием. Угвазданные башмаки — оставил, потому как они превосходно подходили под создаваемый образ слуги.
От начавшего гаснуть факела Валерий разжег забытую тюремщиком масляную лампу и, прибрав за собой, решил, что вполне готов оставить этот гостеприимный кров. Поднявшись наверх к выходу из подвалов он был приятно удивлен отсутствием стражи. Видимо по бедности в Эргосе никакую службу наладить толком не могли. Тюремщик, он же стражник, был, по всей видимости, и начальником тюрьмы. Как и всякий человек, иногда он спал, и было приятно обнаружить, что это происходит так вовремя.
Чародей поднялся в свои покои, где скинул с себя весь провонявший хлам и принялся мыться. Кто бы мог подумать, что такое удовольствие можно зимой получать от мытья в холодной воде? Все искусство заключается в умении к этому подготовиться основательно. Он чувствовал себя подготовленным как нельзя лучше. Закончив мытье и ощущая, как кожа горит, словно ей не со свежим воздухом позволили пообщаться, а с огнем, он облачился во все чистое и с осознанием неземного блаженства не мог не позволить себе ароматной трубки под стаканчик вина. От вина, принятого натощак, в теле разлилась приятная слабость, а голова слегка пошла кругом. Не к месту, конечно, но плевать он хотел на это.
Стоя напротив зеркала в рост высотой, он убедился, что в нынешнем своем обличье вполне сойдет за путешественника неопределенных занятий, то ли купца, то ли болтающегося по свету аристократа, то ли вышедшего в отставку офицера. Всякому, бросившему на него свой взор, будет ясно, что перед ним важная, вполне состоятельная персона, но через час никто не вспомнит, как же он выглядел. Теперь он принялся добавлять к своему облику различные детали, чтобы наложить поверх облик, позволяющий беспрепятственно покинуть Эргос. Для этого он наклеил усы, чтобы не отклоняться от местной военной моды, добавил пару знаков различия, нацепил на бок меч. Несколько блесток придали видимость надетой на него кирасы. Переместив немного пару пуговиц и блесток, Валерий убедился, что теперь должен во всяком вызывать ощущение посыльного по особо важным делам, особенно если сурово насупить брови. Для полноты иллюзии пришлось покрыть свежие порезы от бритья косметическим кремом. Если поинтересоваться, то увидевший его скажет, что сейчас он напряжется и вспомнит его имя, потому как сто раз пил с ним. Ощущение призрачной знакомости всегда очень полезно, когда надо добиться чего-то, не вдаваясь в детали. После этого чародей собрал седельную сумку, не забыв отправить туда
Всегда приятно подурить народ. Он шел с крайне озабоченным видом, чувствуя, как по нему проскальзывают не задерживаясь взгляды редких стражников, воспринимая то, что он идет посреди ночи, как нечто само собой разумеющееся. Выйдя во двор, он обнаглел настолько, что подозвал часового, стоящего у ворот.
— Откроешь минуты через три ворота, — сказал чародей суровым, не терпящим возражений тоном, когда тот подошел. — Мне надо, не привлекая внимания, срочно доставить королю сообщение чрезвычайной важности. Все понял?
— Да, — не понимая почему, согласился часовой и отправился к воротам.
На конюшне Валерий решил не будить заснувшего прямо на сене конюха. Без лишнего шума сам запряг коня и по-тихому вывел его во двор. Когда он подъехал к воротам, те уже были приотворены, а решетка приподнята метра на четыре. Проезжая под ней, он одобряюще кивнул исполнительному часовому, а тот шепотом пожелал удачи.
Отъехав метров на пятьсот и убедившись, что ничего подозрительного в замке не происходит, Валерий расслабился и снова порадовался своему умению создавать иллюзии. Хотя, если бы не это умение, то проблем у него в жизни было бы поменьше. Чародей осмотрелся. Даже ночью было видно, какая рать промаршировала здесь недавно, перемолов твердый зимний грунт в медленно застывающую грязь. Долго еще ничто не будет расти на этих вытоптанных полях.
Валерий оторвался от созерцания первых плодов начавшейся войны и пришпорил коня. Удаляясь, он решил еще раз уточнить свои планы на ближайшее будущее. Пока он сидел в камере, планы носили чисто абстрактный характер. Можно было смело полагать, что стоит освободиться, как жизнь сама позволит ему скомпенсировать все то, чего он сам себя лишал. Девочки толпами посещали его воображение, вино лилось рекой. Замечательные перспективы активного безделья изредка перемежались проектами братской мести своему другу и учителю бесподобному Странду. Почему-то на Серроуса он держал существенно меньший зуб, полагая его реакцию вполне естественной, хотя и излишне эмоциональной, особенно в связи с палачом. На Тиллия и вовсе глупо злиться, на дураков не обижаются. Постановщиком же сего действа, безусловно, был Странд — ему и расплачиваться за ошибки. Но это было прекрасно, пока он сидел без реальных перспектив оказаться на воле. Теперь же планы явно требовали существенной корректировки.
Конечно, он не думает отказываться от посещения Странда. Уж то, что он поступил с ним по-скотски, сказать-то надо. Разумеется, глупо отказываться от приятного загульчика в каком-либо кабаке по дороге, но ежу понятно, что на цель в жизни это не тянет. Как-то жидковато. Единственное, что ему остается — отправляться к Странду, по дороге определяясь насчет своих реальных планов. Неприятный холодок в левой половине груди указывал на разочаровывающую справедливость опасений, что удалиться от дел этого мира скорее всего не удастся.
Ладно, будь, что будет. Там видно станет, стоило ли убегать из Эргосских подвалов, чтобы вляпаться в новые приключения.
Подавив подобный, мало похожий на жизнеутверждающий, ход мыслей, он попытался сосредоточиться на дороге…
То, что ему позволили от души выспаться, хотя никаких разговоров об очередном дне отдыха и в помине не было, вызывало вполне искреннее удивление. С чего бы это на него обрушилось такое счастье?
Когда он оделся и спустился в гостиную, ослепительный солнечный свет бил в окна, свидетельствуя в пользу того, что времени никак не меньше полудня. Странд сидел за столиком, расправляясь с каким-то замысловатым блюдом, приготовленным, судя по виду, из того, что в неголодный год нормальный человек и за пищу-то никогда не воспримет. Самым удручающим было то, что оно еще шевелилось, от чего Руффус почувствовал, как аппетит покидает его. О вкусах мага можно было многое рассказать, но только подготовленному слушателю, в противном случае невольный свидетель рисковал впоследствии умереть от голода, опасаясь даже заглядывать в тарелки.