Многоликое волшебство
Шрифт:
Императорский замок был огромен. Весь Эргос, вместе с самыми отдаленными выселками легко бы разместился за его стенами, вызывавшими большие сомнения даже в теоретической возможности взять их. Башня, через которую они въезжали в святая святых всего Хаббада, нависала столь мрачно, что возникали опасения, не осядет ли она в тот самый момент, когда процессия будет пересекать ворота. Внутри замка было не так уж и много сооружений, но почти все они были необычайных размеров и являлись святынями древнего государства. В самом центре возвышалась соприкасающаяся с облаками массивная замковая башня, бывшая одновременно старейшим дворцом повелителей Хаббада. Кто и когда ее построил, никому не было известно, потому как информация, сохраненная в преданиях была отрывочна, сбивчива и даже в таком виде противоречива.
Справа тянулись ряды казарм, складов и подсобных помещений, ничем особенным не примечательных, а слева располагался новый дворец. Украшенный множественными башенками и надстройками, не имевшими реального военного значения, с высокими широкими окнами, он возносился метров на сорок от земли, но, похоже, в нем было всего пять основных этажей, по крайней мере в фасадной части, состоящей почти сплошь из залов. С тыльной стороны (а дворец имел форму прямоугольника с просторным внутренним двором, где находилась небольшая площадь с фонтаном, парой беседок и аккуратным садиком), напротив, были жилые помещения, помещения для персонала, кухни, дворецкие и прочие дворцовые службы. В этой части здание при той же высоте состояло из восьми этажей, что порождало забавные лабиринты лестниц в переходах, где, не зная наперед как, ни за что не попасть с третьего этажа на пятый.
В основании дворец был чуть меньше двухсот метров, так что одни лишь размеры его говорили о процветании правителей красноречивее многих отчетов. Вообще, размеры всех основных сооружений за стенами древней крепости могли характеризоваться только превосходными степенями. Расположенный к востоку от дворца сад, в центре которого был превосходный пруд с обитавшими там круглый год утками (говорили, что, как правило, там живут и лебеди, но последние несколько лет на зиму они начали улетать), граничил на востоке с легендарной усыпальницей бертийской династии, а на юге с Храмом Всех Богов.
Оба здания, величественные и давящие на сознание, пребывали в явном запустении и находились на грани саморазрушения. Если причины этого относительно бертийской усыпальницы понятны: и династия у нынешних властей не в почете, да и войти в нее никто, кроме настоящего бертийца, не может, а значит никак привести склеп в порядок особенно и не удастся, то почему настолько запущен главный храм по сей день государственной, по крайней мере номинально, религии — оставалось загадкой. То есть, Руффус, конечно, помнил о преданиях, согласно которым только в одном роду могут рождаться подлинные жрецы культа, а все представители этого рода последние триста лет жили в Эргосе, но слишком уж подобные идеи отдавали мистикой, чтобы принимать их всерьез.
Позже он узнал, что как ни пытались нынешние жрецы, никакие их усилия не смогли привести не только здание центрального храма в порядок, но и поддержать культ Всех Богов в сознании людей. Религия находилась на стадии умирания, и они готовы уже были обратиться в Эргос и призвать в Храм подлинного Верховного Жреца, единственного возможного посредника с высшими силами, но правители не хотели и слушать об этом. Так и жили люди, постепенно уходя из-под заботливых глаз богов. По мнению жрецов, нашествие мондарков — не что иное, как наказание за отступничество. Суждение, мягко говоря, спорное, но поди разбери, чтотам на самом деле управляет этим миром.
И, тем не менее, храм стоял, величественный даже в своем упадке. Массивные колонны возносились вверх, объединяемые там огромным портиком, обильно украшенным грандиозными барельефами. Прямоугольный храм был увенчан огромным куполом, сооруженным прямо над центральным алтарем. Весь ансамбль выглядел мрачным и каким-то необъяснимо холодным.
Когда процессия, предводительствуемая в пределах города принцем Солкраном, вошла во внутренний двор дворца, туда же опустилась и Аврайа, сопровождавшая их всю дорогу, держась высоко в небе. Вид дракона, приземляющегося на мощеную площадь, вызвал переполох и замешательство, сменившиеся после разъяснений неудержимым
Его же и чародея проводили в тронный зал, роскошно убранный бархатом, гобеленами и бесконечными геральдическими щитами. С потолка свисали массивные золотые люстры, а колонны были отделаны малахитом. Роскошь зала была за пределами нормального, так что оставалось только предполагать, как же должны выглядеть превосходящие богатством всякое воображение, по крайней мере по слухам, дворцы мондаркских князей. Особенно удивительным был контраст этого зала со скромностью в убранстве остального дворца. Трон был установлен на возвышении таким образом, чтобы всякий, не находящийся на нем, чувствовал себя подавленным, маленьким и ничего не значащим в сравнении с богоподобным владыкой, восседающим на троне. Но ни на Руффуса, ни на Валерия эта обстановка не оказала должного воздействия. Сказалось умение выделить магическое воздействие (а над созданием тронного зала совершенно очевидно потрудились, и не без успеха, волшебники) и посмотреть на мир вне его влияния. То ли почувствовав это, то ли по доброй воле, но император не стал даже пытаться давить на гостей, используя нехитрую магию зала. После краткой официальной церемонии он спустился с возвышения и пригласил их в небольшую обеденную залу, где за обильным застольем в весьма ограниченном кругу и состоялась основная беседа.
Сначала пожилой император, не скрывая удивления и опасений по поводу того, что вместо ожидаемого Малойана, появился молодой бертийский принц, попросил разъяснений, получив которые, в общем-то удовлетворился. Не без помощи сэра Ринальда, отметил про себя Руффус. Затем он попробовал привести их к присяге, но получил достаточно решительный отпор. Пришлось вновь повторять всем известные истины, что маги, мол, никому не служат и, более того, не имеют на это права, что они могут добровольно помогать тем или иным правителям и не более. Выслушав это, император лукаво улыбнулся и заметил, что это именно тот ответ, на который он и рассчитывал, а потому просит не придавать инциденту излишнего значения. Вот и разбери, что у правителей на уме на самом деле.
Затем уже последовали ничего не значащие светские беседы, потому как, по общему согласию, большое совещание, посвященное согласованию планов, было решено перенести на завтрашний день после полудня.
Поздним вечером Руффус долго беседовал в своих покоях с Валерием. Разговор, в общем-то, не клеился. Много было сказано слов, не несших за собой никакой смысловой нагрузки. Скорее это был обмен ощущениями и рассказы о настроениях, чем что-то конструктивное. Не удавалось даже выработать какую-то общую позицию, с которой им стоило бы выйти на завтрашнее совещание. Ничего, наверное, удастся сделать это сегодня, чуть попозже. А пока надо сделать одно дело.
«Ты уверен в своих силах?»
«Думаю, что да».
«Тогда это действительно самое важное, что ты можешь сделать здесь, в Хаббаде».
Закончив завтрак, Руффус встал и, накинув на плечи меховой плащ, стал спускаться вниз. Выйдя из восточного крыла дворца, он направился через оголенный сад к Усыпальнице, но встретил у пруда сэра Ринальда в состоянии глубокой задумчивости. Тот настолько был погружен в себя, что далеко не сразу обратил внимание на стоящего поблизости Руффуса.