Многосказочный паша
Шрифт:
— Какое вероломство! — воскликнул я. — Что нам делать?
— Вам надо бежать. Предостерегите ваш экипаж, чтобы этим вечером они воздержались от питья, и выдумайте какой-нибудь предлог завтра утром отправиться часа на два на корабль. Что же касается меня…
— Без вас, принцесса, я не могу, я не хочу бежать отсюда. Или вы едете со мной, или я остаюсь здесь и пренебрегаю всем. Скорее соглашусь я стоять статуей на одном из этих пьедесталов, чем оставить остров с растерзанным сердцем.
— Так он точно любит меня! Так есть еще люди, которые не знакомы с обманом! — воскликнула принцесса, падая на колени и обливаясь слезами — Да! Я уверена, что ты не оставишь меня, — продолжала
Я прижал ее к груди и клялся любить до гроба.
После чего мы отправились в мою комнату, чтобы принять нужные меры. В продолжение утра удалось мне известить моих товарищей, исключая одного, которого я не мог нигде найти, об угрожающей нам опасности.
Вечером мы опять сели за стол, и когда обнесли воду, вскоре тот, который не был предупрежден, опьянел и упал со своего места. Это обстоятельство послужило мне предлогом не пить больше. Я притворился огорченным, упрекал моих товарищей в непристойном поведении, просил короля извинить нас в том, что в присутствии его некоторые забывают должное уважение к его особе, и встал из-за стола, несмотря на все его убеждения.
На другое утро я сказал, что желаю отправиться со своим экипажем часа на два на корабль, чтобы принести кусок слоновой кости, который желаю поднести в подарок королю и который, как меня уверяли, будет очень хорошо принят. Принцесса вызвалась провожать нас, и король, чрезвычайно довольный ее вниманием, согласился отпустить нас с условием, чтобы мы явились к сроку, что мы и обещали.
Пока закладывали сани, просил я принцессу дать мне несколько сосудов золотой воды, которую как редкую достопримечательность хотел представить на исследование всех ученых обществ Европы. Ей удалось незаметно вынести ее из дворца и спрятать под своим платьем в санях; вода перенесена была на корабль так, что того не заметил даже никто из моего экипажа.
Тотчас велел я обрубить канаты и вышел без всяких затруднений из губы, потому что жители нисколько не подозревали меня в моем намерении. Никогда еще не чувствовал я себя таким счастливым, как теперь, видя наконец себя в открытом море с золотой принцессой, которая становилась для меня с каждым днем милее и драгоценнее.
При поспешном побеге совсем забыли мы запастись водой, и наш запас так был мал, что каждый из нас за целые сутки должен был довольствоваться половиной кварты. Невыносимая жара делала наше положение еще более затруднительным, и мой экипаж, несмотря на все убеждения, ночью потихоньку добирался до воды, так что, наконец терпели мы решительный недостаток; сверх того, нас застиг штиль.
Но все эти бедствия ничто в сравнении с тем, которое внезапно обрушилось на нас. Моя принцесса, привыкшая ко всем удобствам жизни, не могла вынести духоты в тесной каюте под тропическим солнцем: она впала в горячку. Невзирая на все мои старания, через три дня она закрыла глаза свои навеки. Последние ее слова были мольбой ко Всевышнему обо мне, благодарность за мою любовь и сожаление о том, что она должна покинуть этот свет тогда, когда нашла существо, которое впервые дало ей почувствовать цену жизни. Я бросился…
Тут ренегат казался очень растроганным: он закрыл лицо широким рукавом своей куртки и молчал.
— Клянусь Аллахом и его пророком! Эти франки — преглупый народ со своими бабами! — сказал паша Мустафе. — Впрочем, признаюсь, эта принцесса нравится мне более Церизы. Право, жаль, что она умерла. Ну, Гуккабак, далее. Куда же ты бросился?
— На ее тело, — продолжал ренегат печальным голосом, — у которого пробыл несколько часов. Наконец я встал почти безумным; для меня
Я только что хотел налить другой стакан, как сосуд был выхвачен у меня из рук. Подобно снедаемым жаждой животным, которые в степи почуют близкий ключ, с безумной радостью бросились люди в каюту, завладели всеми сосудами и, не внимая моим просьбам оставить мне хоть столько, чтобы мог я утолить свою жажду, с жадностью осушили все в одно мгновение и, смеясь и крича, вернулись на палубу.
Вода, которую успел я выпить, произвела по крайней мере хорошее действие, заглушив мое горе: я впал в род стоического равнодушия, которое продолжалось несколько часов. Я отправился на палубу, где и нашел весь экипаж превращенным в синий халцедон — они все были мертвы. Погода тоже изменилась: облака заволокли небо, ветер поднялся и постоянно уныло шумел в снастях. Воздух оглашался пронзительным криком птиц, вдалеке раздавались удары грома. Я видел, что скоро наступит борьба стихий. Паруса были спущены, и без посторонней помощи я не мог поднять их, но я был равнодушен к своей судьбе.
Молнии забороздили небо во всех направлениях, и большие дождевые капли падали на палубу. Вид воды пробудил у меня любовь к жизни. Я поднял запасные паруса и наполнил дождем пустые бочки. Мысли мои во все это время не были заняты ничем другим. Без всякого внимания шагал я через трупы моих товарищей. Паруса рвало с мачт, мачты ломало. Верхние мачты полетели в море, корабль несло по кипящим волнам. Я не обращал ни на что внимания и наполнял бочки водой.
Когда я кончил свою работу, прежние чувства закопошились в груди моей; я вспомнил о своей потере и сошел в каюту. Там лежала моя возлюбленная во всем блеске своей неземной красоты. Я поцеловал ее щеки, завернул в одеяло, вынес на палубу и бросил в море. Когда она исчезла в ревущих волнах, казалось, сердце вырвалось из груди моей и бросилось за нею в море.
Взволнованный, упал я без чувств на палубу. Долго ли оставался я в этом положении — не знаю, но было темно, когда я лишился чувств, а когда пришел в себя, солнце стояло уже высоко.
Буря еще не утихла, и ураган нес корабль по-прежнему. Разорванные остатки парусов развевались по ветру, как флаги, на нижних мачтах, сломленные мачты все еще волоклись за кораблем по пенящимся волнам.
Окаменевшие тела моих товарищей были разбросаны по палубе, и волны, захлестывая палубу, обливали их.
— И тебе, подобно мне, наскучило уже существование, — думал я обращаясь к кораблю, — и тебе наскучило скитаться по волнам, подвергаться беспрестанно опасностям и невзгодам? Входить в гавань затем, чтобы снова начинать труды свои; служить другим без вознаграждения; носить груз без…
— Святой пророк! — воскликнул паша. — Никогда еще не слыхал я, чтобы люди говорили с кораблями, и не могу понять этого. Пропусти все, что говорил ты кораблю и что он отвечал тебе, и продолжай свою историю.