Многосказочный паша
Шрифт:
Не без труда удалось наконец мне уверить их, что я такой же человек, как и они, и когда я рассказал им в кратких словах каким образом попал в китовую кожу, они согласились принять меня к себе на корабль. Капитан был очень недоволен, когда услыхал мою историю: он принял мою лодку за мертвого кита и приказал было вырубить жир.
Обманувшись в своих ожиданиях, он клялся, что если вышедший из кита новый Иона останется на корабле, то не миновать им беды. Матросы приняли слова его за достаточную причину, чтобы выкинуть меня за борт, и если бы не увидели мы шедшего на пас судна, то, вероятно, мне не рассказывать бы теперь Вашему Благополучию о своих похождениях.
Вот происшествия моего третьего путешествия.
— История острова была немного длинна, но в целом довольно занимательна, — заметил паша — Мустафа, я думаю, она стоит десяти золотых.
Глава X
На следующий день начал ренегат историю своегочетвертого путешествия следующим образом.
Ваше Благополучие можете легко себе представить, что, после всего претерпенного мною на море, оно мне очень надоело, но кто однажды поносился по волнам, тот уже никак не может ужиться на одном месте, какая-то непонятная сила против воли тянет его от благосостояния и удовольствий, которыми он наслаждался, в новые странствования. Однако не могу сказать, чтобы это было и со мной, потому что я был принужден против воли сесть на корабль. С незначительной суммой денег, которые подарил мне капитан корабля, привезшего меня во Францию, отправился я в Марсель, где надеялся увидать моего отца, если он еще жив.
По прибытии туда отправился я в известную баню, в которой практиковался под присмотром отца. Знакомая мне рукомойница все еще висела тут у дверей. Когда я ношел, комната была полна народа (это было вечером в субботу), но моего отца там не было, и все брадобреи были мне вовсе незнакомы. Один из посетителей, ждавший своей очереди, очень вежливо посторонился, чтобы дать мне возле себя место, и я имел довольно времени осмотреться.
Горница была, по-видимому, недавно выкрашена, на стене висело большое зеркало, и все имело вид возрождения.
— Вы, вероятно, приезжий? — спросил меня сосед.
— Вы угадали, — отвечал я, — но я бывал в Марселе и прежде; в последний раз я заходил сюда и хорошо помню, что тогда на этом месте стоял низенький плотный человечек; физиономия его очень живо представляется моему воображению, но имя его ие могу вспомнить.
— А, вы говорите о Морепо. Вот уже два месяца, как он умер.
— Что же сталось с его семейством?
— У него был только один сын, который завел любовные интриги с дочерью одного старого офицера и должен был бежать от преследований ее родни. С тех пор о нем ничего не слыхать; полагают, он утонул, потому что корабль, на котором он отправился, вовсе не приходил в гавань, в которую был его рейс. Старик оставил после себя порядочное состояние, о праве на получение которого ведут теперь процесс два дальних родственника умершего.
— А что сталось с девицей, о которой вы сейчас говорили?
— Она попала в монастырь, до которого отсюда будет не более двух миль, где и умерла.
Что должен был я чувствовать, слушая все это! Бедная девушка! Я был причиной ее ранней смерти. Я погрузился в горестные размышления. И участь Церизы, как узнал я в Тулузе, была подобна участи Марии, Милая, бесценная Цериза!
— Гуккабак, —
После всего слышанного не знал я, что мне делать. Я мог бы ясно доказать права свои на наследство, но боялся, чтобы не пришлось отвечать за смерть Марии. Но у меня не было в кармане ни одного су, и я решился не выпускать из рук наследства. Прежде брил я одного престарелого господина, который имел в городе некоторый вес и очень любил меня. Хотя прошло уже целых пять лет, как я убежал от отца, но все-таки надеялся найти этого господина еще в живых. Я решил посетить его. На вопрос мой, дома ли он, девушка, отворившая дверь, отвечала, что дома, и провела в тот же самый кабинет, в котором некогда убирал я его парик.
— Что вам угодно? — спросил меня старик, пристально глядя на меня в свои очки.
— Я желал бы, — отвечал я, — услышать ваше мнение насчет одного спорного дела по наследству.
— А после кого осталось это наследство?
— После господина Морепо, который недавно умер. — Как! Еще наследник? Милостивый государь, не угодно ли вам обратиться к другому, я уже обещал свое ходатайство одной стороне. Ах, как желал бы я, чтобы явился Франсуа! Бедняжка, если бы он знал, что его наследство достается посторонним.
Обрадовавшись тому, что меня ещё не забыли, я не почел за нужное скрываться долее.
— Я Франсуа, милостивый государь. Неужели вы не узнаете меня?
Старик встал, подошел ко мне и стал пристально всматриваться в мое лицо.
— Точно, — сказал он после долгого рассматривания, — точно, это он. Но, милостивый государь, где это вы пропадали столько времени?
— На вопрос ваш не могу отвечать удовлетворительно, но многое я видел, многое перенес.
— Но вы должны сказать это, если желаете получить наследство, то есть должны сказать это мне. Не бойтесь, Франсуа, долг наш слушать тайны других и хранить их; думаю, что знаю многое поважнее того, что вы откроете мне.
— Но, милостивый государь, если от этого зависит моя жизнь?
— Что ж? Ваша жизнь останется в безопасности. Если бы я высказал то, что знаю, то мог бы этим свести на виселицу половину Марселя. Садитесь и расскажите мне вашу историю.
Я чувствовал, что могу довериться старому знакомцу, а потому и начал рассказ о своих похождениях.
— Ну, Франсуа, — сказал он мне, когда я кончил, — представить перед судом права ваши на наследство не так-то легко. Советую вам переговорить с лицом, хлопотать за которое взялся я; постарайтесь получить от него половину или более. Я представлю ему вас ветреным молодым человеком, который хочет получить деньги для того только, чтобы поскорее промотать их. Если он согласится, то вы, без всякой опасности, получите порядочную сумму, а я угожу в одно время двум клиентам
Я принял это благоразумное предложение, и старый друг дал мне вперед несколько луидоров, чтобы я мог прилично экипироваться. Он советовал мне как можно меньше показываться на улицах и предложил остаться на время у него в доме. Я вышел от него, чтобы запастись приличной одеждой, а чтобы не быть узнанным, купил себе военное офицерское платье и другие нужные вещи и вернулся домой.
— Клянусь честью, это! костюм очень идет вам. Не удивляюсь, что мадемуазель де Фонсека влюбилась в вас. Право, опасно сводить вас и с моей хозяйкой: она так же молода и хороша собой Дайте мне честное слово не начинать никаких любовных интриг с бедной девушкой. Я люблю ее, как дочь свою, и не хотел бы, чтобы вы сделали еще и ее несчастной.