Многостаночник
Шрифт:
– Пожалею. Ведь мне некуда будет вторую сим-карту засунуть, – аргументировал свое нежелание переходить на продукцию «Apple» Ларин. – К тому же китайские телефоны в отличие от твоих майфонов-шмайфонов дешевые, и их не жалко потерять, разбить, да в той же ванне утопить. Пошел да новый себе купил… – Он на секунду замолчал, а потом задал провокационный вопрос: – Кстати, а ты уверена, что этот твой «яблочный» гаджет – не дешевая китайская подделка, которая собрана на том же заводе, что и мой хуавеевский смартфон?
Ввергнутая в замешательство Лора тут же принялась крутить в пальцах свой ненаглядный айфон, осматривая его на наличие каких-либо дефектов.
– Оригинальный, – раздалось уверенно и безапелляционно.
– Отпечатанные в этой типографии документы тоже выглядят, как настоящие. Но ведь они поддельные, – заметил Андрей, резко подобрался и приблизился к Виктору Леонидовичу, который по-прежнему безуспешно силился высвободиться из петли, сдавливающей ему горло.
Какое-то время Ларин молча, словно бы смакуя момент, наблюдал за потугами Шпаковского, а затем прикрыл глаза и принялся насвистывать себе под нос какую-то грустную, меланхолическую мелодию. Со стороны могло показаться, что у него под воздействием паров бензина произошло помутнение сознания. Но это было не так. Он абсолютно адекватно оценивал обстановку и знал, что делает.
– Чего вы добиваетесь? – с трудом прохрипел не ощущающий своего кадыка владелец типографии.
Однако Андрей проигнорировал его вопрос, продолжая насвистывать странную мелодию. Правда, вскоре он все же смолк и, отстраненно посмотрев куда-то в сторону, произнес:
– Не хочу показаться вам сентиментальным, Виктор Леонидович, но мелодия, которую вы только что слышали – стояла в качестве рингтона на мобильном телефоне моего лучшего друга. Ныне уже покойного. И каждый раз, когда я звонил ему, то вместо гудков раздавалась эта самая мелодия. Иногда он подолгу не отвечал на вызов, а потому со временем, сам того не замечая, я разучил ее наизусть. От первой до последней нотки. Она настолько засела мне в голову, что я стал едва ли не каждый день насвистывать ее. Насвистывать в совершенно разных местах и при любых обстоятельствах. Причем происходило это спонтанно, вопреки моей воле. Но остановить себя я не мог. А потом мой друг поменял рингтон. И вот, набирая его номер, я стал слышать другую мелодию. Но она почему-то мне абсолютно не запомнилась, не легла на душу, как говорится. Вместе с тем я поймал себя на мысли, что перестал насвистывать прежнюю мелодию. Даже больше – она выветрилась у меня из головы, и я абсолютно ее забыл. Однако когда мой друг погиб…
– Зачем вы мне это все рассказываете? – неожиданно перебил его Шпаковский своим тихим, хрипловатым, сдавленным голосом.
– А когда он погиб и я пришел на его похороны, – нарочно проигнорировав только что прозвучавший вопрос, продолжил говорить о своем Ларин, – то вспомнил забытую мелодию. И вот, стоя над гробом своего друга, я начал насвистывать ее… – Он вдруг замялся, сглотнул образовавшийся в горле комочек, резко повернул голову и буквально впился взглядом в глаза владельца подпольной типографии. – Илья Гиряев. Так звали моего лучшего друга. Эти имя и фамилия вам о чем-нибудь говорят?
– Илья? Гиряев? – Нервно дернул бровью Виктор Леонидович и еще сильнее вцепился пальцами в буксировочный трос, который подобно удаву обвил его шею. – Нет, я не знаю такого человека.
– Возможно, вы просто забыли, – произнес Андрей. – Но я вам напомню. Гиряев добивался с вами встречи. И вы ему ее назначили. Но сами на встречу не явились, а послали своих людей, которым дали указание – схватить Илью. Уж не знаю, как вы раскусили моего друга…
На лице владельца подпольной типографии читалось неподдельное удивление.
– Вы, наверное, что-то перепутали. Никакому Гиряеву я встречу не назначал, – твердил он. – Возможно, вы перепутали меня с Левандовским. Может, это он забил вашему другу «стрелку»?
Но Ларин и слушать ничего не хотел. Он уже вынес «приговор» «королю» рынка поддельных документов. Подошел к типографическому станку, отыскал на его корпусе круглую красную кнопку с выгравированной на ней надписью «ВКЛ и ВЫКЛ», нажал. Раскаточные валики, между которыми Лора зажала оба конца буксировочного троса, пришли в движение, медленно вращаясь. Зажевываемый ими трос стал постепенно натягиваться. Шпаковский тут же уперся ногами в пол, напряг шею. Наивно полагал, что буксировочный трос не выдержит нагрузки и разорвется, лопнет. Тот в какой-то момент и в самом деле затрещал. Но не более того. А затем до слуха Виктора Леонидовича донеслось странное поскрипывание. И тут он понял, что это скрипят скользящие по полу подошвы его ботинок.
– Ну что, настроила видеокамеру? – нетерпеливо бросил своей напарнице Андрей.
– Я уже снимаю, – отозвалась Лора, ткнула ногтем в сенсорный экран и взяла крупным планом перенапряженное лицо Цыгана.
Лицо, на котором один за другим лопались капилляры. Она преднамеренно использовала этот распространенный режиссерский прием, ласково называемый в кинематографической среде «крупнячком». Ведь задуманный антикорами короткометражный «фильм», который они планировали разместить в Интернете, должен был вызвать у потенциального зрителя эффект присутствия. А для этого одной лишь видеодемонстрации момента «казни» Цыгана недостаточно. Разбалованный современным кинематографом зритель требует неожиданных ракурсов и трогающих своей глубиной крупных кадров. Вот женщина и «старалась»
– Такой жести я еще никогда не видел, – не сдержался и прокомментировал происходящее Ларин.
– Меня сейчас вырвет, – вторила ему Лора и, продолжая снимать «казнь» Цыгана на видеокамеру айфона, отвернулась, чтобы не видеть, как последнего пропустят через себя, перемолов в кровавое месиво, раскаточные валики.
И сделала она это вовремя. Так как через несколько секунд раздался пронзительный и отчаянный крик, на смену которому моментально пришел противный хруст. То раскаточные валики плющили черепушку Шпаковского.
Когда же с Виктором Леонидовичем было раз и навсегда покончено, Андрей с отвращением покосился на окровавленные валики и невольно передернул плечами.
– Все? – бросила Лора через плечо, так и не найдя в себе сил обернуться, чтобы самой во всем удостовериться.
– Угу, – ответил Ларин.
– Тогда я останавливаю запись.
– Не спеши.
Андрей взял свою напарницу под локоть и вывел из подпольной типографии. Женщина еле стояла на ногах и вообще выглядела неважнецки. Отчего казалось, что она вот-вот потеряет сознание. А потому Ларин тоном, не терпящим возражений, произнес: