Многоточие сборки
Шрифт:
Вот, пожалуй, и единственное различие – ставни. Ну еще один раз встретился непривычного вида темный храм, который, точно ржавая иголка, пытался пырнуть висевшее над ним рыхлое облако.
Я шла и буквально внушала себе, что я в Париже, что оказаться здесь была моя детская мечта, еще со времени прочтения «Трех мушкетеров», «Анжелики» Анн и Серж Голон и «Сирано де Бержерака». Все напрасно, что-то во мне упорно противилось впускать в себя Париж.
И тут произошло чудо.
На другом берегу реки мы увидели не похожее ни на что ранее виданное здание с башней, походившей одновременно на ракету и что-то неопознанно-острое, рядом с ракетой
Мы перешли мост и всей троицей влетели в Нотр-Дам де Пари, наконец-то осознавая, что мы действительно в Париже, что мы добрались до цели, что…
Огромный темный храм с множеством расставленных рядами, потемневших от времени сидений. На некоторых разложены книги. Сразу же обратили на себя внимание огромные сине-красные витражи и…
…И тут заиграл орган. Прямо у нас над головами, напротив алтаря. В одно мгновение протяжные, глубокие звуки наполнили пространство, так что сам воздух сделался звенящим. Что-то темное, жившее во мне, рванулось было к выходу, но было убито на взлете. Показалось, что кто-то с невероятной силой распахнул парадную дверь в мою душу, и тут же музыка прошла навылет, оставив ничего не понимающее беспомощное тело наблюдать, как сквозь него летели аккорды. Я видела направляющиеся на меня и пролетающие насквозь звезды и планеты, неслись обломки стульев и уличный мусор. Летели свечи и сорванные с картин персонажи…
Я не могла ни сесть, ни сдвинуться с места, пораженная, пронзенная, убитая или воскресшая.
Неожиданно музыка сделалась мягче, и я, сорвавшись с невидимого крючка, сделала несколько шагов к алтарю, удивляясь вновь обретенной способности владеть своим телом.
Обычно, заходя в храмы, я надеялась услышать там голос Бога. То, что произошло со мной в соборе Парижской Богоматери, не содержало мыслеформ-слов. Я не получила ответа ни на один из припрятанных в душе вопросов, да я их и не задавала, буквально задавленная, разорванная неведомой мне до этого силой музыки.
В этот приезд в Париж, я каждый день ходила в собор послушать орган. Но никогда больше он не производил на меня такого ошеломляющего впечатления.
Парижские мытарства
Из дорогой гостиницы мы перебрались со всеми вещами на улицу, ожидая, когда наше руководство отправит нас в Ниццу или вернет в Питер. Снова потянулись часы ожидания. Кто-то грозился немедленно вернуться в Россию, кто-то предлагал отправиться на поиски дешевой гостиницы или заведения вроде наших студентческих общежитий.
Труднее всего было с вещами. Лично у меня был чемодан на колесиках. Все-таки на месяц собирались, и рассчитывала, что буду читать стихи, а значит, наряду с обыкновенной одеждой пришлось брать с собой костюмы для выступлений с туфлями и килограммом косметики. Плюс, книги для выставки.
Музыканты надрывались под тяжестью инструментов, кто-то тащил театральные костюмы, XVII-XVIII века. В сумке нашей «императрицы» лежала корона Российской империи, сделанная в натуральную величину, со стразами. Немыслимо пойти куда-нибудь погулять, бросив все это. Еще глупее тащить с собой.
К вечеру второго дня народ скинулся, и все вместе мы двинулись в сторону гостиницы победнее. Средств на существование было в обрез, поскольку я ехала работать, денег с собой у меня было взято пятьдесят долларов на всё на про всё. Отдав которые еще на первую гостиницу, мне приходилось теперь лишь рассчитывать на милость компаньонов.
Правда, на улице никого и не оставили.
К моменту вселения в новую гостиницу мы все были жутко утомлены пустым ожиданием и сидением на чемоданах. Денег удалось собрать всего на несколько номеров, и ребята предложили следующий план: в гостиницу заходим по одному, максимум по двое. В первый день никто из администрации все равно не сообразит, кто заплатил за номер, а кто нет. Мы же спокойно расположимся по три человека на кровати и мирно проведем эту ночь.
Возможно, задумка была недурна. Но, как я уже упоминала, все мы были утомлены до последней степени, поэтому, невзирая на многократные предупреждения, вперлись в крошечную и не рассчитанную на великое переселение народов гостиницу, что называется, всем стадом.
– Боку! Боку! [53] – встречала нас благообразная администраторша на входе, куда мы, отупевшие от голода и многочасового сидения на чемоданах, вползали угрюмым потоком, волоча за собой скарб.
53
Beaucoup! Beaucoup! (франц.) – – Много! Много!
Тут же был вызван чистенький, симпатичный директор, который развел руками при виде нашего нашествия и пытался объяснить, что у него попросту нет стольких свободных номеров. И если все мы не уберемся из гостиницы прямо сейчас, он будет вынужден вызвать полицию.
В ответ на это франкоговорящий молодой человек, которого мы выбрали для переговоров, картинно бил себя кулаком в грудь, рассказывая о бедственном положении, в которое попала русская группа. Об умирающих от усталости женщинах, о детях, которые ждут лично его в далекой России и к которым, если дела и дальше пойдут столь же скверно, он уже не вернется. Профессиональный актер, он вкладывал в монолог всю силу убеждения и недюжинный актерский талант.
И случилось чудо: вместо обещанной полиции мы были впущены в гостиницу, заняли и оплаченные, и неоплаченные номера, с тем чтобы ровно в полдень следующего дня оставить завоеванное было жилье. Среди прочих благ нам даже позволили посетить завтрак, на котором подавали нежные ароматные круассаны.
Но на следующий день, когда мы со своими баулами выкатились на улицу, выстроившись на улице в шаге от давшего нам ночлег дома, хозяин гостиницы прошелся по всем номерам и, немало озадаченный, вышел на улицу. Отыскав нашего переводчика, он вежливо предложил нам остаться в его заведении бесплатно еще на один день.
– Дело в том, что обычно после выселения из номера французов остается столько грязи и хлама, что выносить приходится мешками, не говоря уже о порче имущества. Ваша же группа не оставила после себя ни пылинки… В общем, если вас устроит, поспите еще ночь на тех же простынях, наш дом открыт для вас.
Второй день и вторую же ночь в Париже мы прогуляли с жадностью дорвавшихся до вкуснятины гурманов. Денег на транспорт не было, поэтому, раздобыв в гостинице карты, мы ходили исключительно пешком, беспрерывно фотографируя все, что считали сколько-нибудь достойным быть запечатленным на пленку.