Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.
Шрифт:
— Хорошо, что мы отказались от моего плана, — заметил Кикаха. — Нас наверняка бы нашли. Эти парни — я имею в виду Колокольников — работают основательно.
Той ночью они укрывались в зарослях кустарника и не разводили костра. Утром Кикаха, подкравшись поближе, увидел, что аэролет исчез. А тишкетмоаки, вставшие, должно быть, очень рано, заканчивали погрузку. Он вернулся к лагерной стоянке и поговорил с Ананой.
— Теперь, когда Колокольники проверили этот караван, маловероятно, что они станут проверять его вновь. Теперь мы могли бы сделать то, что я предлагал, если
Он, однако, решил повременить с путешествием на юг. Наоборот, они стали держаться поближе к каравану. Ему казалось, что Колокольники какое-то время не будут возвращаться в этот район.
На пятый день Кикаха отправился поохотиться в одиночку. Вернулся он с небольшим оленем, привязанным к седлу. Петерока и Анану он оставил на южном склоне холма. Там они и находились, но Петорок лежал, распростершись на спине, с открытым ртом и застывшим взглядом. Из его солнечного сплетения торчал нож.
— Он пытался напасть на меня, этот леблаббий! — заявила Анана. — Он хотел, чтобы я переспала с ним. Я отказалась, и он пытался силой добиться своего.
Это была правда: Петорок часто посматривал на Анану с явным вожделением, хотя так бы повел себя любой мужчина. Однако он никогда не пытался дотронуться до нее или сделать какое-то неприличное замечание. Это не означало, что он отказался бы при первом удобном случае, но Кикаха не верил, что Петорок осмелился бы приставать к ней. Он до ужаса боялся Анану и страшился оставаться с ней наедине.
С другой стороны, не было никаких доказательств, что Анана лжет. Дело было сделано, и тут уже ничего не поправишь, поэтому Кикаха лишь сказал:
— Вытащи свой нож и вытри его. Я все гадал, что ты сделаешь, если я скажу, что хочу переспать с тобой. Теперь знаю.
Она удивила его, сказав:
— Ты не он. Но ты никогда не узнаешь, если не попробуешь, не так ли?
— Так, — резко ответил он.
Он с любопытством посмотрел на нее.
Властелины, по словам Вольфа, были совершенно аморальными людьми. Вернее, большинство из них. Анана являлась чрезвычайно привлекательной женщиной, которая могла быть, а могла и не быть фригидной. Но десять тысяч лет казались слишком долгим сроком, за века ее чувства могли совсем засохнуть. Хотя наверняка в великой науке Властелинов существовали средства для преодоления фригидности. С другой стороны, способна ли страстная женщина сохранить свою натуру после десяти тысяч лет?
Вольф говорил, что даже долгоживущие Властелины жили одним днем. Подобно смертным, они были захвачены потоком времени. Память их оставалась далекой от совершенства, к счастью для них. Так что, хотя они и подвержены намного большей тоске и скуке, чем так называемые смертные, Властелины не страдали от пресыщения чувств. Самоубийства среди них случались гораздо реже, чем у сравнимой группы людей. Хотя этот факт можно объяснить и тем, что все, кто имел склонность к самоубийству, давным-давно разделались с собой.
Каковы бы там ни были чувства Ананы, она ему их не открывала. Если она и страдала от сексуальной фрустрации, как и Кикаха, то стойко переносила неудовлетворенность. Возможно, идея переспать с низкородным смертным была для нее немыслима. И все же он слышал рассказы о проявляемых Властелинами сексуальных интересах к своим наиболее привлекательным человеческим подданным. Вольф сам говорил, что когда он был Джадавином, то предавался разгулу с прекрасными женщинами многоярусного мира, используя свою неотразимую мощь, чтобы получить все, что хотел.
Кикаха пожал плечами. Ему требовалось поразмыслить о более важных вещах. Проблема выживания перевешивала все прочие.
Глава IX
В последующие два дня им пришлось держаться подальше от каравана из-за того, что охотничьи партии с него широко разошлись в поисках бизоньего, оленьего и антилопьего мяса. И тогда, уклоняясь от охотников, путники чуть не наткнулись на небольшой отряд охотников-саткивлкапов.
Эти были индейцы, разрисованные с головы до ног в черно-белую полоску, с закрученными в спираль длинными черными волосами на макушках и с продетыми сквозь перегородки в носах костями, с ожерельями из львиных зубов на шее, в шароварах из львиных шкур и мокасинах из оленьей кожи. Они проскакали в ста ярдах от Ананы с Кикахой. Но они были поглощены стрельбой по бизонам и в пыли и пылу погони не заметили всадников.
Кроме того, тишкетмоакские охотники гнались за теми же бизонами, но они находились по другую сторону стада, отделенные от индейцев милей почти сплошных тел.
И тогда Кикаха принял окончательное решение. Он сообщил Анане, что сегодня ночью настало время для их плана. Она поколебалась, а затем сказала, что они вполне могут попытаться, что, разумеется, следует использовать любые средства, лишь бы укрыться от Колокольников.
Путники ждали, когда караванщики покончат с жареным мясом, допьют джин и водку и отправятся спать. По обеим сторонам каравана расставили непьющих часовых, но фургоны находились в пределах границ Большой Торговой Тропы, отмеченной резными деревянными изображениями бога торговли, и поэтому торговцы по-настоящему не тревожились о нападении людей или полуконей. Какое-нибудь животное могло забрести в лагерь, гигантская ласка или лев могли задрать коня или даже убить человека, но это было маловероятно, поэтому караулы расслабились и дремали на посту.
Кикаха снял с лошадей всю сбрую и хлопнул их по крупам, чтобы они ускакали, куда глаза глядят. Он испытывал легкое сожаление, поскольку одомашненным животным трудно будет выжить в диких Великих Прериях. Но они подвергались опасности не больше, чем отпустившие их всадники.
Затем они с Ананой, привязав к спинам тюки с водой в бутылях, сушеным мясом и овощами, с ножами в зубах поползли в залитой брызгами лунного света темноте к каравану. Они пробрались незамеченными мимо двух часовых, расположившихся на расстоянии сорока ярдов друг от друга, и направились к огромному десятиколесному фургону, стоявшему двадцатым в колонне.