Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.
Шрифт:
Кикаха упал на пол, вскочил на ноги и медленно приблизился к Колокольнику. Убедился, что он безопасен и нащупал пульс. Нимстоул открыл глаза.
— Мы — обреченный народ, — прошептал он. — В нашем распоряжении имелось все, чтобы завоевать галактику, а нас уничтожил один человек.
— Кто ты? — спросил Кикаха. — Граумграсс?
— Я Граумграсс, король Колокольников. Сначала я находился в теле фон Турбата, а потом в теле солдата.
— Кто помог тебе перейти в тело Нимстоула?
Колокольник взглянул на него с надеждой.
— Ты
Анана сняла с него ранец, открыла и с отвращением извлекла матрицу-колокол.
— Возможно, ты решил унести эту тайну в могилу, — сказала она. — Но у тебя ничего не получится. Мы узнаем, кто этот Колокольник и что он собирается делать. Держи его голову, — велела она Кикахе. — Я помещу на нее эту штуку.
Граумграсс попытался сопротивляться, однако сил ему не хватило.
— Что вы задумали со мной сделать? — гневно закричал он.
— Сейчас твой разум перейдет в матрицу-колокол, — ответила Анана. — Ты и сам это прекрасно знаешь. Тело умрет, но мы найдем здорового раба и поместим в него твой разум. И тогда ты изведаешь немыслимые пытки и расскажешь все, что мы захотим узнать.
Граумграсс снова закричал и принялся вьфываться, но Кикаха легко удерживал его, а Анана наложила на голову черный купол матрицы. После этого глаза Колокольника остекленели, и смерть простучала кастаньетами, вырываясь из горла. Анана приподняла матрицу, две иглы тут же втянулись в темное дно.
— Надеюсь, что разум перешел раньше, чем умерло тело, — сказал Кикаха. — Но я не позволю разрушать мозг человека, оживляя это дерьмо ради информации. И не надо объяснять, насколько она нам важна.
— Я это знала с самого начала, — призналась Анана. — И не собираюсь губить еще одну человеческую душу. Ты многому меня научил, я, похоже, вернула какую-то часть потерянной гуманности. К тому же здесь нет живых тел, которые можно использовать для этой цели.
Она молча взглянула на Кикаху.
— Не смотри так, Анана! У меня не хватит духу, — признался он.
— И мне не хочется подвергать тебя такой опасности.
— Но я же...
— Я тебя не виню, — она криво улыбнулась. — Это сделаю я.
— Но...
Он замолчал. Это требовалось сделать, и если бы она не вызвалась добровольно, то это сделал бы он, хотя и очень неохотно. Он чувствовал стыд, что подвергает ее тяжелому испытанию, но не настолько, чтобы настаивать на своей кандидатуре. Кикаха был храбрым человеком, но этот акт требовал больше, чем он имел. Полная беспомощность сделала из него труса. Чувство страха было невыносимым.
— Здесь есть наркотики, способные развязать язык любому, — сказал он. — Я полагаю, что они без труда вытянут из тебя — я имею в виду Колокольника — всю информацию об уцелевшем противнике. Но ты действительно считаешь это необходимым?
Он знал ответ. Просто не мог смириться с мыслью, что Анана покорится колоколу.
— Ты знаешь, какой ужас я испытываю перед колоколом, — ответила она. — Но я вложу в него свой разум и впущу одну из этих тварей в свое тело, если это наведет на след последнего Колокольника, последнего раз и навсегда.
Он хотел возразить, но удержал язык за зубами. Это требовалось сделать.
Хотя Кикаха называл себя трусом за то, что сам не мог решиться на такое испытание, и по его коже пробегали мурашки от страха за нее, — все-таки он позволил ей воспользоваться колоколом.
Прежде чем подвергнуться захвату, Анана прильнула к нему и яростно поцеловала.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Я не хочу этого делать! У меня такое чувство, словно я кладу себя в могилу как раз тогда, когда могла бы обрести твою любовь.
— Мы могли бы просто обыскать вместо этого дворец, — сказал он. — Мы бы обязательно выкурили Колокольника.
— Если он скрылся, мы никогда не узнаем, кого искать, — возразила она. — Нет. Действуй! Сделай это! Быстрее! Я сейчас чувствую себя так, словно умираю.
Анана лежала на диване. Она закрыла глаза, пока он надевал ей на голову колокол. Затем он держал ее, пока тот не завершил свою работу. Ее дыхание, быстрое и неглубокое от беспокойства, через некоторое время замедлилось, веки затрепетали и открылись, глаза смотрели так, словно свет в них застыл во времени, замерз в какой-то странной неподвижности.
Подождав несколько лишних минут для гарантии, что колокол закончил пересадку, он мягко снял его головы Ананы и положил в шкатулку на полу, после чего связал ей руки и ноги и плотно прикрутил ремнями к дивану.
Он установил ей на голову колокол, содержавший разум Граумграсса. Когда прошло двадцать минут, он почувствовал уверенность, что передача завершена. Лицо ее ожило, глаза стали дикими, как у попавшего в силки ястреба, голос остался прекрасным голосом Ананы, но модуляции изменились.
— Я могу определить, что нахожусь в теле женщины, — произнесла она.
Кикаха кивнул, а затем сделал укол наркотика ей в руку. Выждал минуту, а затем стал выкачивать нужные ему сведения. Для извлечения фактов совсем немного времени.
Властелины ошибались относительно точного числа Колокольников. Их оказалось пятьдесят один, а не пятьдесят, и Колокольники, конечно же, не посвятили в это своих врагов. «Лишним» был Табууз. Большую часть времени он находился внизу, в лабораториях дворца, где занимался созданием новых Колокольников. Когда началась тревога из-за появления Кикахи, он поднялся из лаборатории. Он не получил шанса много сделать, но смог помочь Граумграссу нокаутировать Нимстоула, а потом пересадить его.
Граумграсс в теле маленького Властелина должен был сделать еще одну попытку убить двух оставшихся врагов Колокольников. В случае неудачи Табууз должен был отправиться через врата на Землю со своим колоколом и своими знаниями. Там, на Земле, спрятавшись среди людей, чрезвычайно густо населяющих небольшую планету, он должен был изготовить новых Колокольников для следующей попытки завоевания.