Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.
Шрифт:
Кикаха зажмурился. Он вновь очутился дома. Или скорее опять очутился на планете, где родился. Когда-то он жил на Земле. Затем в «карманной» вселенной, названной им Многоярусным Миром. Теперь же, хотя его сюда и не тянуло, он вернулся «домой».
Он стоял в тени огромного козырька скалы. Ветер, гулявший по поверхности скал, дочиста вымел каменный пол. За пределами небольшой пещеры лежали горы, покрытые соснами и елями. Воздух отличался прохладой, но быстро теплел. Наступало утро июльского дня в южной Калифорнии. Если его расчеты правильны.
Пещера находилась почти у самой вершины, откуда открывался прекрасный обзор в юго-западном
Он и понятия не имел, что произошло на Земле с той ночи 1946 года, когда его случайно перебросило из этой вселенной во вселенную Джадавина. Наверное, крупные долины в районе Лос-Анджелеса заполнили ядовитые газы, сброшенные каким-то враждебным государством. Он не мог понять, какой враг смог такое сделать, поскольку Германия и Япония, когда он покинул этот мир, были разорены и наголову разгромлены, а Россия тяжело изранена.
Он пожал плечами. Со временем все выяснится. Банки памяти под огромным дворцом-крепостью на вершине единственной планеты во вселенной зеленого неба гласили, что эти «врата» открывались где-то в горах неподалеку от озера под названием Эрроухэд.
Врата представляли собой круг неразрушимого металла, вплавленный на несколько дюймов в гранитную скалу. Их присутствие отмечало только нечетко нарисованное пурпурное кольцо на камне.
Кикаха, урожденный Пол Янус Финнеган, был ростом в шесть футов и один дюйм, весил сто девяносто фунтов и отличался широкими плечами, узкой талией и массивными бедрами. Бронзово-рыжие волосы обрамляли лицо с густыми, темными изогнутыми бровями, лиственно-зелеными глазами, прямым, но коротким носом, длинной верхней губой и раздвоенным подбородком. Он носил походную одежду, за спиной висел рюкзак. В одной руке он держал темный кожаный футляр. Судя по виду, футляр предназначался для музыкального инструмента, вероятнее всего — рога или горна.
Волосы Кикахи доходили до плеч. Он подумывал подстричь их до возвращения на Землю, чтобы не выглядеть странным. Но время поджимало, и он решил подождать, пока не доберется до парикмахерской. На вопросы о своем необычном виде он придумал легенду, будто они с Ананой очень долго путешествовали в горах, и там попросту негде было обкорнать свою гриву.
Женщина рядом с ним была настолько прекрасна, насколько это вообще возможно для женщины. Ее темные волнистые волосы ниспадали на безупречно белые плечи, а от синих глаз и превосходной фигуры у любого мужчины перехватывало дыхание. Одета она была в походное туристское облачение: сапожки, джинсы, клетчатую рубашку лесоруба и каскетку с длинным козырьком. Она тоже несла на спине рюкзак, где лежали туфли, платье, нижнее белье, сумочка и несколько приборов, способных потрясти ученых Земли. Волосы она причесала по моде 1946 года, как помнил эту моду Кикаха. Косметикой она не пользовалась, да она в ней и не нуждалась. Тысячи лет назад Анана навсегда сделала себе губы красными, как поступали все Властелины женского пола.
Кикаха поцеловал женщину в губы и сказал:
— Ты, Анана, побывала во множестве миров, но, держу пари, не видала ни одного более странного, нежели Земля.
— Я и прежде видела голубые небеса, — не согласилась она. — Вольф и Хрисеида опередили нас на пять часов. Колокольник на два часа. И в их распоряжении большой мир, в котором можно затеряться.
Он кивнул и добавил:
— У Вольфа и Хрисеиды не было никаких причин болтаться поблизости, так как врата эти односторонние. Они наверняка отправятся к ближайшим двусторонним вратам, которые находятся в районе Лос-Анджелеса, если они еще существуют, те врата. Если же нет, то ближайшие находятся в Кентукки или на Гавайях. Так что мы знаем, куда они могут двинуться. — Он помолчал, облизывая губы, а затем добавил: — Что же касается Колокольника, то кто его знает? Он может отправиться куда угодно или остаться где-то поблизости. Он попал в абсолютно чужой мир, он ничего о Земле не знает и не умеет говорить ни на одном из местных языков.
— Мы не знаем, как он выглядит, но мы найдем его, — уверенно произнесла она. — Я знаю Колокольников. Этот не станет прятать свой колокол, а потом убегать и скрываться, рассчитывая вернуться за ним позже. Колокольник не способен вынести мысли, что ушел слишком далеко от своего колокола. Он будет таскать его за собой, сколько сможет. И это будет единственным средством опознать его.
— Знаю, — отозвался Кикаха.
Ему вдруг стало трудно дышать, и на глаза его навернулись слезы. Внезапно он заплакал. На минуту Анана встревожилась, потом поддержала:
— Поплачь! И я однажды заплакала — когда вернулась в свой родной мир. Я думала, что глаза у меня высохли навек, что слезы — это удел смертных, но возвращение домой меня расслабило.
Кикаха вытер слезы, снял с пояса флягу, открыл ее и сделал большой глоток.
— Я люблю свой мир, мир с зелеными небесами, — заявил он. — Земля мне не нравится. Я вспоминаю ее без особой симпатии. Но, надо полагать, я люблю ее сильнее, чем предполагал. Признаюсь, время от времени я испытывал некоторую ностальгию, некоторое слабое стремление вновь увидеть ее, повидать знакомых мне людей. Но...
Под ними, наверное, на тысячу футов ниже, гору огибала двухполосное шоссе. Дорога плавно поднималась вверх, теряясь за поворотом. На подъеме появился автомобиль, пронесся под ними, а затем скрылся за нижним поворотом дороги.
Глаза Кикахи широко раскрылись, и он воскликнул:
— Я никогда прежде не видел такой машины. Она выглядела словно какой-то жучок. Жук.
В поле зрения показался ястреб, оседлавший воздушные потоки. Он спланировал и пролетел примерно в ярдах ста от них.
Кикаха пришел в восторг.
— Это первый краснохвостый, которого я увидел с тех пор, как покинул Индиану!
Он шагнул на карниз, забыв на секунду — но только на секунду — об осторожности. А потом отпрянул обратно под защиту каменного козырька. Он подозвал Анану, и та подошла к одному концу карниза и выглянула, в то время как Кикаха сделал то же самое с другой стороны. Внизу, насколько он мог разглядеть, никого не было, хотя обилие деревьев скрывало всякого, кто не хотел оказаться увиденным. Он прошел подальше и посмотрел вверх, но из-за козырька не смог ничего рассмотреть. Не обнаружив никакой тропы, Кикаха обследовал нижний склон и нашел с правой стороной карниза несколько выступов и углублений. Для начала могли сойти и они, а когда путники начнут спускаться, появятся и другие опоры для рук и ног.