Моби Дик, или Белый Кит
Шрифт:
Именно так обстояло дело с «Таун-Хо», поэтому, когда обнаружилось, что течь снова увеличивается, кое-кто из экипажа проявил некоторое беспокойство, в особенности Рэдни, старший помощник капитана. Он приказал поставить бом-брамсели так, чтобы ветер как следует надувал их. Должен вам сказать, джентльмены, что Рэдни был далеко не трус; он столь же мало был склонен к какому-либо проявлению нервного страха за свою жизнь, как и любой бесшабашный смельчак, какого можно встретить на суше или на воде. Поэтому, когда он выказал такую заботу о безопасности корабля, матросы стали поговаривать, будто тут дело в том, что, мол, он один из его владельцев. В тот же вечер, когда они стояли у помп, немало весёлых шуток сыпалось в его адрес, между тем как ноги матросов то и дело с шумом окатывала прозрачная морская вода –
Как вам хорошо известно, в нашем полном условностей мире, будь то водный, или любой другой, нередко случается так: когда человек, поставленный начальником над своими собратьями, обнаруживает, что один из них значительно превосходит его своей горделивой мужественностью, он исполняется к нему горькой и непреодолимой антипатией; и если только ему представится случай, джентльмены, он постарается сокрушить превосходство своего подчинённого, обратив того в жалкую горстку пыли. Как бы то ни было, джентльмены, но Стилкилт был большое и благородное существо, с головой как у римлянина, с мягко ниспадающей золотой бородой, подобной бахроме на попоне горячего скакуна из конюшни вашего последнего вице-короля, джентльмены, с умом, сердцем и душой, которые сделали бы его Карлом Великим, если бы он только родился сыном его отца. А Рэдни, помощник капитана, был уродлив, как мул, и так же упрям, безрассуден и злопамятен. Он не любил Стилкилта, и Стилкилт знал это.
Заметив приближающегося помощника капитана, Стилкилт, вместе с другими матросами выкачивавший воду, притворился, будто не видит его, и бесстрашно продолжал свои весёлые шутки:
– Да, ребятки, вот это хлещет! А ну-ка, кто-нибудь подставьте кувшинчик, давайте хлебнём как следует! Чёрт побери, не грех бы и разлить по бутылкам! Говорю вам, друзья, вся доля старика Рэда уйдёт в эту пробоину. Не мешало бы ему отрезать свою часть корпуса и притащить её на буксире домой. Эх, сказать правду, братцы, меч-рыба только начала дело, а потом она вернулась с целой бандой рыб-пил, рыб-плотников и рыб-топоров, и вся эта орава теперь принялась за работу – давай резать и пилить днище; сразу наладят, если что не так. Будь старик Рэд сейчас здесь, я бы посоветовал ему прыгнуть за борт и разогнать их! Да они растащут на куски твою собственность, сказал бы я ему. Но он простак, наш Рэд, да и красавчик к тому же! Говорят, ребята, что весь остальной капитал он вложил в зеркала. Хотел бы я, чтобы он подарил мне, бедняге, слепок со своего носа!
– Дьявол вас побери! Какого чёрта помпа не работает? – проревел Рэдни, сделав вид, будто он не слышал разговора матросов. – А ну-ка, принимайтесь за дело!
– Слушаюсь, сэр, – отвечал Стилкилт, веселясь от души. – А ну, навались, ребята!
И помпа загремела, как полсотни пожарных насосов; матросы принялись за дело всерьёз, и вскоре послышалось то характерное тяжёлое дыхание, которое свидетельствует о величайшем напряжении всех человеческих сил.
Прекратив наконец вместе с остальными работу, Стилкилт, задыхаясь, отошёл от помпы и уселся на шпиль, утирая обильный пот со лба; лицо его было багрово-красным, глаза налились кровью. Не знаю, какой злой дух овладел Рэдни, джентльмены, заставив его связаться с таким человеком, находящимся к тому же в столь возбуждённом состоянии; но именно так оно и случилось. Подойдя к Стилкилту с надменным видом, помощник капитана приказал ему взять метлу и подмести палубу, а потом убрать лопатой отвратительные следы, оставленные разгуливавшей по палубе свиньёй.
Надо вам сказать, джентльмены, что приборка палубы в море – это такая работа, которая выполняется каждый вечер в любую погоду, кроме сильнейших штормов; известно, что она производилась даже на судах, уже буквально идущих ко дну. Такова, джентльмены, неизменность морских обычаев и инстинктивная любовь к порядку в моряках, из которых иные откажутся утонуть, не умывшись предварительно. Но на всех кораблях орудовать метлой представляется исключительно юнгам, если таковые имеются на борту. Кроме того, вахты, работавшие поочерёдно у помп, были составлены из самых крепких матросов «Таун-Хо»; Стилкилт, как сильнейший из всех, неизменно назначался старшиной, а следовательно, должен был, как и его товарищи, освобождаться от прочих мелких дел, не связанных с собственно мореходными обязанностями. Упоминаю все эти подробности для того, чтобы было совершенно ясно, как обстояло дело между этими двумя людьми.
Однако этим всё отнюдь не исчерпывалось: приказ взяться за лопату был так же откровенно рассчитан на то, чтобы уязвить и оскорбить Стилкилта, как если бы Рэдни плюнул ему в лицо. Это поймёт каждый, кто ходил матросом на китобойце. Всё это (и даже значительно больше) полностью осознал житель лесной глуши, когда услышал распоряжение помощника капитана. Мгновение он продолжал сидеть, не двигаясь, пристально глядя в злобные глаза помощника капитана и чувствуя, как гора пороховых бочек всё громоздится у него в груди и фитиль беззвучно догорает, подбираясь к ним всё ближе и ближе; он чувствовал это, хотя и не отдавал себе ясного отчёта, но им овладела, джентльмены, странная сдержанность и нежелание ещё более раздражать вспыльчивого человека, и без того уже потерявшего самообладание (такого рода оцепенение чаще всего – если только вообще оно возникает – бывает свойственно действительно мужественным людям, даже когда они озлоблены).
Вот почему Стилкилт отвечал обычным голосом, лишь самую малость охрипшим от крайней физической усталости, которую он тогда испытывал, что приборка палубы – не его дело и он не станет им заниматься. Затем, обойдя полным молчанием замечание о лопате, он указал на трёх матросов, которые обычно подметали палубу, – не будучи заняты у помпы, они почти (или вовсе) не работали весь день. На это Рэдни ответил бранью, с отвратительной властностью требуя безоговорочного подчинения приказу, в то же время надвигаясь на всё ещё сидящего Стилкилта с поднятым в руке купорным молотом, который он выхватил из стоявшей рядом бочки.
Обливающийся потом Стилкилт был возбуждён и измучен напряжённым трудом у насоса, он вряд ли смог бы, несмотря на возникшее у него вначале безотчётное желание не доводить дело до скандала, долго терпеть такое обращение со стороны помощника капитана, но всё же, по-прежнему стараясь унять пламя, бушевавшее в его груди, он упрямо продолжал сидеть, не двигаясь с места, пока наконец обезумевший Рэдни не потряс молотом всего лишь в нескольких дюймах от его лица, в ярости требуя повиновения.
Стилкилт поднялся и, медленно отступая за шпиль, раздельно повторил, обращаясь к помощнику капитана, неотступно преследовавшему его с угрожающе поднятым молотом в руке, что он не намерен подчиниться. Видя, однако, что его миролюбие не производит ни малейшего впечатления, он грозным жестом согнутой руки попытался предостеречь одержимого глупца; но всё было напрасно. Таким-то образом они медленно кружили вокруг шпиля; решив наконец прекратить отступление и полагая, что он уже вынес всё, что только было в его силах, Стилкилт стал на крышку люка и сказал помощнику так:
– Мистер Рэдни, я не желаю подчиняться вам. Положите молот, а не то – берегитесь!
Но обречённый помощник капитана, подойдя ещё ближе к стоявшему неподвижно Стилкилту, потряс тяжёлым молотом не далее чем в дюйме от его зубов, извергая в то же время целый поток невыносимых проклятий. Не отступая ни на тысячную долю дюйма и пронзая его несгибаемым клинком своего взгляда, Стилкилт, сжав за спиной в кулак правую руку и медленно занеся её вверх, сказал своему преследователю, что если только молот заденет его щёку, он (Стилкилт) убьёт его. Но, джентльмены, глупец был уже клеймён на убой самими богами. Молот коснулся щеки Стилкилта, в следующее мгновение нижняя челюсть помощника капитана была свёрнута, он упал на крышку люка, плюя кровью, словно кит.
Не успели крики достичь капитанской каюты, а уж Стилкилт дёрнул за бакштаг, который тянулся к самому топу, где стояли дозором двое его друзей. Оба были канальцами.
– Канальцы? – воскликнул дон Педро. – Мы видели немало китобойцев в наших гаванях, но никогда не слышали о ваших канальцах. Простите, но кто они и чем занимаются?
– Канальцы, дон, это лодочники с нашего великого канала Эри. Вы, должно быть, слышали о нём.
– О нет, сеньор, здесь, в этой скучной, жаркой, до крайности ленивой и косной стране, мы почти ничего не знаем о вашем энергичном Севере.