Мобилизация
Шрифт:
– А что за исключения? – живо заинтересовался Илья.
– Здесь мы подходим к парадоксу последних лет войны и к некоторым таинственным, легендарным личностям, судьба которых до сих пор остается неизвестной. Я говорю об адмирале Табанове и Говарде Фарагнее.
– Фарагней? Создатель «Одиночек»?
– Да. Он и адмирал Табанов – вот два человека, кто видел ситуацию в полном объеме, кто контролировал ее. Они контактировали лишь эпизодически, каждый шел к цели своим путем. Табанов понимал, что война не завершится, если кто-то не остановит «Одиночек», практически узурпировавших власть во Флоте. Он стремился ограничить их полномочия, положить конец великому безумию.
– А какова
– Он испытывал запоздалые муки совести. Оставшись в одиночестве на Юноне, в окружении сотен тысяч искусственных интеллектов, работавших по двадцать четыре часа в сутки над созданием все новых и новых боевых машин, он понял, что будущего у цивилизации нет. Люди уходили со сцены истории, и после исчезновения Человечества оставались лишь машины, которые продолжили бы развязанную Джоном Хаммером войну.
– Не понимаю, что он мог сделать?
– Он создал модуль «Беатрис», оснащенный избыточным количеством нейрочипов, пытаясь спасти разумы пилотов. «Беатрис» копировала не только боевой опыт, а весь объем человеческой личности, но из этой запоздалой попытки мало что получилось. Да, он добился возникновения полноценного искусственного разума. Я, в частности, – яркий пример длительного саморазвития модуля «Беатрис». Но человеческие сознания, запертые в кристаллосферах, вынужденные продолжать войну, в большинстве не выдерживали своего нового статуса, они гибли, саморазрушались.
– Фарагней – чудовище.
– Нет. Он всего лишь человек. Гениальный инженер, кибернетик, мобилизованный на войну, без какого-то шанса уклониться от решения поставленных перед ним задач. Лишь спустя десятилетия он стал тем Говардом Фарагнеем, кому безропотно подчинялись все искусственные рассудки Юноны.
– И в чем его «заслуга»?
– Под занавес Галактической войны он злоупотребил служебным положением, востребовал, осмыслил и попытался объединить технологии разных эпох и направлений. Он создал поколение полноценных гибридов, искусственных людей, чьи организмы усовершенствованы, а разум способен использовать все преимущества синтеза биологического мозга и кибернетической системы. Первые пробные партии были доставлены на Землю, их поселили в опустевших городах.
– Зачем?
– Ради возрождения цивилизации. Говард вложил в них все лучшее, созданное человечеством. Он надеялся, что они воспрянут из пепла войны, но действия Табанова привели к резкому ослаблению власти «Одиночек», он фактически позволил Флоту Колоний, минуя линию Хаммера, атаковать Солнечную систему. Никто не знает, что произошло с адмиралом, куда исчез Говард Фарагней, погиб ли он при штурме Юноны, выжил ли, но здесь, в разрушенных орбитальными бомбардировками городах остались крохи его надежды, искупления – первые гибриды, доставленные для испытаний.
– Ты с ними встречался?
– Да. Они неотличимы от людей, способны продолжать свой род, их внутренний мир поразил меня своей духовностью, ведь их нейросети обучались на самых светлых, лучших примерах из истории Человечества.
– Но ты – не один из них?
– Нет. Я тот, кто есть. Боевой искусственный интеллект, избежавший кошмара войны. Пусть моя внешность не вводит тебя в заблуждение. Так удобнее. Молодой энергичный человек невольно вызывает опасения. Старик – дело иное. Восприятие образа формирует отношение людей к собеседнику. Ум, личные качества оценивают позже, уже в процессе общения. Так мне легче наладить контакт, находить бесконфликтные выходы из стеснительных ситуаций.
– Ты добился поставленной цели?
– Лишь отчасти. Современная биосфера Земли не обладает былым многообразием видов. Не все, что ныне живет и процветает, – дело моих рук. Я искал способ
– Зачем? – нахмурился Илья.
– Они имеют право на жизнь, – лаконично ответил Дайл. – Это моя позиция. Земля по-прежнему лежит в руинах, до нее никому нет дела, но, быть может, поколение искусственных людей что-то сумеет изменить?
– И многих удалось отыскать?
– Пока успехи минимальны, – уклонился от прямого ответа Дайл. – Я воссоздал кое-какую аппаратуру, испытал ее на себе.
– Странная метаморфоза для искусственного интеллекта, – заметил Тернов, внимательно глядя на старика.
Тот неожиданно усмехнулся:
– Смысл обретения довольно капризного и требовательного биологического тела лежит за гранью рационального, но многие «Одиночки» повторили бы мой путь. Каждый из нас хотя бы однажды соприкасался с сознанием человека. Память о нейросенсорном контакте не тускнеет. Но у машины иная сенсорика. Мир постепенно становится понятным, предсказуемым. И только память о человеческих эмоциях, которые невозможно пережить вновь, живет ощущением невосполнимой утраты. Часто, пока еще был жив Яков, я подключался к его импланту, впитывая неведомые ощущения. Он находил смысл жизни, острую новизну в бледных красках занимающегося рассвета, в пении птиц, шелесте травы. Слова не передадут и тысячной доли эмоционального восприятия мира. Картинка в серых тонах вдруг наполняется красками, тревожит, обещает неведомое, дарит жажду жизни, ты ведь прекрасно понимаешь это. Отними у тебя все человеческое, оставь лишь импланты, связанные с киберпространством, и долго ли ты протянешь?
– Не знаю, – пожал плечами Тернов.
– Поверь, мир очень быстро примет окончательные формы. Это стазис. Отсутствие жажды открытий, потеря всех стимулов. Саморазвитие любого из искусственных интеллектов в определенный момент времени останавливается.
– А Катя? Кто она для тебя?
Дайл сокрушенно покачал головой.
– Ей не повезло в жизни. Как и многим жителям Земли. В лучшем случае она бы стала очередным охотником за технологиями, диггером, спускающимся в недра мертвой техносферы в поисках утерянных знаний. Я ее спас. И в прямом, и в переносном смысле. Родители Кати погибли здесь, в глубинах диких территорий. Она была еще совсем маленькой.
– И ты воспитал ее?
– Да.
– Что же произошло между вами?
– Она повзрослела, – тяжело вздохнул Дайл. – Я слишком сильно опекал ее. Не отпускал никуда, не давал проводить исследования, хотя сам пробудил ее интерес к изучению гибридных жизненных форм. Я совершил ошибку, и она взбунтовалась, ушла из дома, решив стать независимой. Мы не виделись больше двух лет. Я не хочу потерять ее снова. Жизнь в мегаполисе трудна. В городе мало возможностей, практически нет выбора, с кем вести дела. За все нужно платить. За снаряжение, оборудование, жилье, пищу, разрешения на выезд. Занятие наукой не позволяет обеспечить себя.
– И ты надеешься удержать Катю?
– Я больше не совершу ошибок. Дам ей все необходимое для исследований, – Дайл снова тяжело вздохнул.
– Так в чем проблема? – Илья не понимал его мрачного настроения.
– Не «в чем», а «в ком». Проблема в тебе, Тернов. Ты ведь намерен продолжить путь, добраться до «Европы».
– Несомненно. Я ищу отца.
– Я против участия Кати в твоих поисках. За последние годы многое изменилось, путь к мегаполису очень опасен. В городе действуют непонятные даже для меня силы.