Шрифт:
С холма к северу от города весь Зальцбург восемнадцатого столетия был виден, как на ладони. Словно обкусанный сандвич.
На фоне громадных модулей крекинга и раздувшихся, похожих на колбы резервуаров нефтехранилищ руины собора Святого Руперта казались карликом у ног гигантов. Из труб завода поднимались клубы белого дыма. Угарный привкус в воздухе чувствовался даже там, где сидел Райс, — под сенью увядшего дуба.
Действо, которое разворачивалось внизу, наполняло его радостью. Чтобы работать на темпоральный проект, удовлетворенно думал он, нужно обладать склонностью ко всякого рода несообразностям.
Райс впервые видел комплекс снаружи — для этого надо было выйти за цепи заграждения. Два года он не покладая рук трудился над запуском нефтеперегонного завода. Под его началом работали группы по всей планете: одни конопатили китобойные суда Нантакета, переоборудуя их под танкеры, другие учили местных водопроводчиков прокладывать нефтепроводы до самого Синая или Мексиканского залива.
И вот наконец он свободен! Сазерлэнд, представитель компании по связям с местными политиками, предупреждала его не ходить в город. Но Райсу было наплевать на предостережения. Любая мелочь, похоже, выводила Сазерлэнд из равновесия. Она ночей не спала из-за самых банальных жалоб местного населения. Она часами изводила «приворотников», местных, которые днем и ночью ждали у растянувшегося на милю комплекса, выпрашивая радиоприемник, нейлоновые чулки или укол пенициллина.
А пошла она, подумал Райс. Завод работает и выдает больше, чем предполагалось, и Райсу давно пора в отпуск. На его взгляд, у всякого, кто не сможет найти, как развлечься в 1775 году от Рождества Христова, мозги давным-давно отсохли.
Он встал, вытирая руки батистовым платком, чтобы избавиться от нанесенной ветром сажи.
На холм, чихая и безумно раскачиваясь, вскарабкался мопед. Сидящему на нем парнишке, похоже, с большим трудом удавалось удерживать на педалях ноги в туфлях на высоком каблуке и одновременно прижимать к себе правым локтем огромный переносной стереомагнитофон. Накренившись набок, мопед остановился, и Райс узнал музыку, несущуюся из кассетника: симфония № 40 соль-минор.
Увидев, что Райс направляется к нему, парнишка убавил громкость.
— Добрый вечер, мистер управляющий заводом, сэр. Я не помешал?
— Нет, все в порядке, — Райс глянул на стрижку «ежиком», которая заменила вышедший из моды парик. Он уже видел этого мальчишку у ворот — тот был одним из завсегдатаев. Но лишь теперь, благодаря музыке, все стало на места. — Ты Моцарт, верно?
— Вольфганг Амадей Моцарт, сэр.
— Будь я проклят! Ты знаешь, что это за пленка?
— На ней стоит мое имя.
— Да. Ты это написал. Или правильнее сказать, написал бы. Лет через пятнадцать.
Моцарт кивнул.
— Она так прекрасна. Мне не хватит английских слов, чтобы описать, каково это — слышать ее.
К этому моменту большинство «приворотников» давно бы уже попытались что-нибудь толкнуть. А паренек, напротив, производил приятное впечатление. К тому же неплохо владел английским.
— Ты сейчас поедешь в город? — спросил Райс.
— Да, мистер директор завода, сэр.
Что-то в этом пареньке притягивало Райса. Может, энтузиазм, блеск в глазах. К тому же он, как ни крути, был одним из величайших композиторов всех времен.
— Забудь о званиях, — сказал Райс. — Где здесь можно поразвлечься?
Поначалу Сазерлэнд и слышать не хотела о том, чтобы Райс присутствовал на встрече с Джефферсоном. Но Райс немного разбирался в темпоральной физике, а Джефферсон донимал американский персонал вопросами о времени и параллельных мирах.
Райс, со своей стороны, был на седьмом небе, узнав, что ему выпал шанс познакомиться с Томасом Джефферсоном, первым президентом Соединенных Штатов. Ему никогда не нравился Джордж Вашингтон, и он только радовался, что промасонистские настроения Вашингтона заставили его отказаться иметь дело с «безбожным» американским правительством ставленников компании.
Райс ерзал в своем дакроновом костюме двойной вязки, пока они с Сазерлэнд ждали в конференц-зале крепости Хохензальцбург, где лишь недавно установили кондиционер.
— Я и забыл, как эти костюмы липнут к телу, — сказал он, чтобы прервать молчание.
— Во всяком случае, — отозвалась Сазерлэнд, — сегодня на вас нет той чудовищной шляпы.
Она то и дело поглядывала на часы: «Конкорд» из Америки запаздывал.
— Вы имеете в виду треуголку? — осведомился Райс. — Она вам не понравилась?
— Господи, это же шляпа масон истов.
Это было еще одним ночным кошмаром Сазерлэнд. Масонисты, или Фронт Освобождения Вольных Каменщиков, были местной религиозно-политической группировкой, уже совершившей несколько патетически жалких терактов на нефтепроводе.
— Да расслабьтесь же, Сазерлэнд. Эту шляпу мне подарила одна из приятельниц Моцарта. Тереза Мария Анжела что-то там такое, какая-то обнищавшая аристократка. Они все тусуются в том музыкальном кабачке в центре города. Ей просто понравилось, как я в этой шляпе выгляжу.
— Моцарт? Вы общались с Моцартом? А вам не кажется, что его следует просто оставить в покое? После всего, что мы с ним сделали?
— Ерунда, — отрезал Райс. — Я имею право. Я два года провел на наладке производства, пока вы играли в лаун-теннис с Робеспьером и Томасом Пейном. А на меня набросились, стоило мне провести пару вечеров с Вольфгангом… А как насчет Паркера? Я что-то не слышал, чтобы вы ворчали по поводу того, что он до самой ночи гоняет рок-н-ролл в вечерних программах. А ведь этот рок-н-ролл несется изо всех паршивых приемников в городе.
— Он отвечает за пропаганду. Поверьте, если бы я могла остановить его, я бы это сделала. Но у Паркера связи повсюду в Реальном Времени, — она потерла щеку. — Давайте забудем об этом, о'кей? Просто попытайтесь быть вежливым с президентом Джефферсоном. Ему и так в последнее время приходится нелегко.
Вошла секретарь Сазерлэнд, бывшая придворная дама Габсбургов, и объявила о прибытии президента. Мимо нее в конференц-зал протиснулся разгневанный Джефферсон. Первый президент США оказался высоким, с гривой огненно-рыжих волос и усталыми глазами.