Модель событий
Шрифт:
— Кто бы сомневался, иначе бы не было интриги. А вот интересно, чем страшная клятва, которой на этот раз поклялся Седой Колдун, отличается от просто клятвы, которой он клялся в предыдущей книге? — проявил неслыханное знание предмета Шурик. — Когда он страшно клянётся, он что — страшными ногами топочет, страшными зубами скрипит?
— А чего он клянётся-то всё время? Захотел возложить корону — возлагай! Через триста лет даже свидетелей твоей клятвы не останется, — вмешался Виталик. — Это чтобы не забыть, — предположил Денис. — Ежедневника-то у него не было. А если поклянёшься,
— Ну да. А если и забудешь — то люди легенды об этом сложат, напомнят, — согласился Виталик. — Чем страшнее клятва — тем больше легенд. Надо вообще всех вокруг запугать своей клятвой, только так, чтобы они от страха дар речи не потеряли, — и тогда можно быть спокойным. Слушайте, как вы думаете, если я страшно поклянусь никогда больше не опаздывать на работу, это мне поможет?
— Это ему поможет, — шёпотом сказала Наташа, указывая глазами на Константина Петровича. — Он тогда тебя будет в два раза больше ругать: за то, что опоздал, и за то, что нарушил страшную клятву.
— Я всё слышу! — обиженно отозвался Цианид, моментально оказываясь рядом. — Прекратите сочинять обо мне мифы и легенды, я же не самодур, в самом деле. Кстати, объявленные шефом пятнадцать минут прошли, а Лёвы всё нет. Придётся его всё-таки подвергнуть административным санкциям.
— Конечно же ты не самодур, нет, что ты, — преувеличенно эмоционально всплеснул руками Даниил Юрьевич, появляясь за спиной у спорщиков. В последнее время он окончательно потерял бдительность: сквозь стены ходил, неожиданно исчезал и появлялся, даже облик иной раз менял — и всё это на глазах у сотрудников.
Считается, что живым — даже если они всё знают и понимают — не стоит лишний раз лицезреть такие трюки, ради их же блага. Но шеф Тринадцатой редакции уверен, что иной раз лучше свалиться буквально на головы подчинённым, чем позволять им тратить жизнь на бесконечные и утомительные споры о трудовой дисциплине.
Мунги с удивлением взглянули друг на друга: мол, что это мы, в самом деле, заняться нам, что ли, нечем? — и стали неторопливо рассаживаться вокруг заваленного книгами стола.
— А раз ты не самодур, то позволь узнать, чем вызвана эта элегическая печаль, неуместная на столь волевом и лаконичном лице? — миролюбиво продолжал шеф.
— Да всё нормально, — мотнул головой Константин Петрович, но лицо своё на всякий случай ощупал, — просто я хотел одну организацию развести на безвозмездную помощь. Хорошее же дело — культуру в нашем лице поддержать, я так считаю. А там один такой тип работает, ушлый, изворотливый, типичный проходимец, Иваном Андреичем зовут. Так вот, он с какой-то стати вздумал разводить на безвозмездную помощь нас!
— Нашла коса на камень, — хихикнула Галина Гусева. — Так что, неужели он тебя перехитрил?
— Куда ему! — отмахнулся Цианид. Видно было, что он уже жалеет о том, что начал этот разговор.
— То есть, всё-таки ты его поборол? — не отступалась старуха.
— Если бы.
— Стоп, а чем дело-то кончилось? — заинтересовался шеф.
— Чем-чем? Честным и благородным взаимовыгодным сотрудничеством, — разочарованно махнул рукой Константин Петрович.
— Так это вроде... Ну, хорошо же? Все же от этого выиграли, разве нет? — удивлённо произнёс Даниил Юрьевич.
— Организации-то выиграли. А вот мы с Иваном Андреичем — проиграли.
— Это называется гордыня, дорогой товарищ! — заявил Виталик.
— Это, товарищ дорогой, называется профессионализм! — отрезал Цианид. — Когда я упускаю выгоду, мне становится так стыдно, будто я совершил какое-то преступление. Деньги ведь были уже практически у меня, у нас в руках. Если бы не этот проныра Иван Андреевич... Что за человек — без мыла в зад ницу влезет!
— И где он после этого окажется? — с интересом спросил Виталик.
— Э-э-э? — строго посмотрел на него коммерческий директор.
— Ну, после того, как влезет?
— Ммм... — Константин Петрович свёл глаза к переносице и последовательно представил себе весь процесс. — В заднице?
— Ага, — довольно кивнул Виталик. — И что, это реально такое клёвое место, в котором всем обязательно надо быть, что ты ему завидуешь?
— Завидуй, завидуй, всем завидуй! — в кабинет бодро вошёл Лёва и, отвесив Виталику комический поклон, положил перед ним конвертик с контактом. — Ты нужен мне для дела. Вот этого. Срочно.
— Да, сэр, есть, сэр, — отвечал Техник, не двигаясь с места. — Мне бежать прямо щас или всё же предварительно стереть пыль с ваших ботфортов своим носовым платком?
— Всем стоять, никуда никому не бежать, — раздался знакомый голос, — Лёва, ты тоже сядь.
Нет, ну это уже чересчур для одного дня. Сначала начальник, любимый, дорогой, единственный и всемерно уважаемый, исчезает и появляется на глазах у всего коллектива, словно какой-то Дэвид Копперфильд, а потом вдруг ни с того ни с сего за столом обнаруживается ещё и Кастор. Который не просто появился из ниоткуда, но ещё и обставил всё так, будто он сидел тут с самого начала, просто его никто не заметил. Кстати, кто его знает, может быть, сидел и наблюдал. В такие моменты всем мунгам — даже бедовым сёстрам Гусевым, даже безупречному Денису — становилось немного стыдно за какие-то свои мысли, действия, чувства, недостойные или же просто мелкие. Ведь Кастор — если потребуется — способен видеть не только эти мысли, не только чувства, но и причины, их породившие. А ну как он однажды не выдержит и скажет: «Константин Рублёв, вон из класса!»
— Константин Рублёв, оставайся в классе, защиту я сделал уже, — усмехнулся Кастор, подошёл к окну, поднырнул под жалюзи, поглядел, что за ними скрывается, убедился, что ничего предосудительного, и продолжал:
— К остальным тоже никаких претензий, успокойтесь. Какие вы всё-таки впечатлительные — смех, да и только. Неужели я когда-то был таким же?
— Ещё и не таким, — вступился за свою команду Даниил Юрьевич.
— Что ж, предоставим слово «Мистеру Невозмутимость-1918»! — Кастор сделал приглашающий жест в сторону шефа Тринадцатой редакции. — Сердечный приступ, унёсший жизнь верного мужа и добродетельного отца, прервал славный путь... И так далее. А теперь к делу, люди мои. Все знают, что вы — самые лучшие работники на этом континенте.