Модельный дом
Шрифт:
— Ну, нападение на Фокина это, положим, далеко не типичное московское ограбление, — обидевшись на «Александра Борисовича», урезонил жену Турецкий, — к тому же, жена Фокина…
И замолчал на полуслове, пришпиленный красноречивым взглядом Ирины Генриховны.
«Александр Борисович! Дорогой вы наш товарищ. Да кто же на Москве не знает, что вы — старый бабник, не пропустивший ни одной мало-мальски хорошенькой юбки, и если бы не ваш инфаркт и несколько госпитализаций, когда ваши коллеги уже стали сбрасываться на венок, то вы бы и сейчас продолжали
Дальнейшее развитие внутреннего монолога не нуждалось в комментариях, и Турецкий тяжело засопел, уставившись в скрещенные на коленях руки.
— Дура!
«Хорошо, может быть и дура. Однако на каждого мужика не бросаюсь, хоть и младше тебя, кобеля, на много».
Как говорится, пообщались.
— Так это что, тот самый журналист, о котором «Петровка» рассказывала? — подал голос Агеев.
— Ну наконец-то, проснулся, — пробурчал Голованов, покосившись на товарища, который не пропускал ни одного выпуска «Петровки, 38», — он самый и есть, Игорь Фокин. Человек, журналист и борзописец, который в погоне за той же «клубничкой» или жареной темой готов свою мать продать.
— А ты что, его лично знаешь? — почему-то обиделся за Фокина Агеев.
Голованов счел за нужное промолчать, и Агеев тут же воспользовался возникшей паузой.
— А я ведь согласен с его женой и с тем, что говорил Александр Борисович.
— Даже так? — удивилась Ирина Генриховна. — В таком случае, просвети и нас, дурачков.
— Можно и просветить, — отозвался немногословный Агеев, пропустив мимо ушей «дурачков». — Я этот сюжет дважды смотрел, и если «Вести» дали всего лишь коротенькую информацию…
— Короче говоря, твоя «Петровка» выдала свое толкование случившегося, — не забыл напомнить о себе Плетнев.
— Не совсем так, — пожал плечами Агеев. — Ведущий дал более развернутый анализ случившегося, и то, что он сказал, не может не настораживать.
— Он что, сомневается в ограблении?
— И опять же, не совсем так, — со спокойствием насытившегося удава отреагировал Агеев. — Да, факт ограбления никто не отрицает, но тот удар, который был нанесен этому парню, говорит о многом.
В комнате зависла напряженная тишина. Никто не хотел сдавать своих позиций, и, в то же время, профессионализм Агеева, который мог двумя ударами уложить двух человек и без шума снять любого охранника, заставил прислушаться к его словам.
— Ты хочешь сказать, что Фокина вырубил профи с хорошо поставленным ударом? — покосившись на жену, уточнил Турецкий.
— Точно так, — кивком подтвердил Агеев. — Причем удар этот был не просто хорошо поставленным — этому может научиться любой и каждый, но в данном случае сработал хорошо обученный профессионал, у которого точность удара доведена до автоматизма.
— Даже так? — не сдавала своих позиций Ирина
— Да, даже так, — подтвердил Агеев. — И когда сказали, что этот парень жив и находится сейчас в больнице, я, откровенно говоря, этому очень удивился.
— То есть, ударили не понарошку? — уточнил Турецкий.
Агеев утвердительно кивнул.
— Так точно.
— Но почему же он тогда остался жив?
Это спросил Плетнев, также не понаслышке знавший, что такое рукопашный бой, восточные единоборства и прочая, прочая хренотень.
— Могу только догадываться. Судя по всему, на той площадке в подъезде было темно, и…
— Короче говоря, не склеилось у мужика?
— Да.
— Но почему же, в таком случае, этот ваш киллер не добил журналиста? — вполне резонно заметила Ирина Генриховна.
— Да только потому, что он профи. И он был уверен, что завалил журналиста. К тому же, добивать упавшего, да еще в темноте, не совсем сподручно, а пускать в ход тот же нож или кастет, это…
И Агеев даже поморщился от подобного «кощунства».
— И если все это свести воедино…
Турецкий имел в виду доводы Агеева и рассказанное женой Фокина, однако закончить мысль ему не дала все та же Ирина Генриховна, увидевшая в рвении мужа не только желание помочь убитой горем женщине, но нечто другое, плотское, из-за чего в семье частенько возникали скандалы.
Как говорят на Руси, седина в бороду — бес в ребро.
— А почему, собственно, вы оба упускаете тот момент, что этот ваш магический профи, скатившийся на самое дно, мог превратиться в обыкновенного грабителя, возможно, даже спившегося бомжа, который только и промышляет тем, что грабит одиночек в темных подъездах?
Агеев отрицательно качнул головой.
— Но почему? — возмутилась Ирина Генриховна.
— Этот удар, который был нанесен журналисту в затылочную часть, как бы визитная карточка того человека, который владеет им, и если бы это повторилось несколько раз кряду, та же «Петровка» заострила бы на этом свое внимание.
Анализ, выданный Агеевым, разбивал все доводы «госпожи Турецкой», которой только и оставалось выдвинуть предположение, что бомжующий профи, заваливший журналиста, первый раз пошел на подобное преступление, и в комнате зависла тишина, пропитанная невысказанным раздражением, точку в котором должен был поставить сам Турецкий.
— Итак, — негромко произнес он, — ваши мысли, варианты, предложения?
Затяжное молчание, и он вынужден был обратиться к Голованову:
— Сева!
Голованов вздохнул и развел руками.
— Что, «Сева»? Если Агеев уверен в своих выводах, то крути не крути, а версия вытанцовывается одна — профессиональная деятельность журналиста, и в этой плоскости, видимо, придется поработать.
— Антон? — повернулся к Плетневу Турецкий.
— Не уверен, конечно, в чистоте этой версии. Но если вы на этом настаиваете?..