Модельный дом
Шрифт:
— И все-таки, — вновь подыграл ей Турецкий. — Насколько я мог прочувствовать ваши взаимоотношения, у Игоря не было от вас каких-либо тайн…
Уже из машины Турецкий позвонил бородатому Максу, который безвылазно сидел в офисе «Глории» за компьютерами. Спросив, где народ и получив вполне предсказуемое «все в разгоне», уже с начальственной ноткой в голосе произнес:
— Надеюсь, на завтра никаких особых планов нет?
— Да вроде бы пока что свободен, — громыхнул баском «компьютерный гений». — А что?»
— Едем в гости к одной хорошенькой актрисе. Так что…
— Фокина? —
— Она самая. Но поработать надо будет не с ней, а с компьютером ее мужа.
— Без проблем, — поняв суть вопроса, отозвался благодушно настроенный Макс. И тут же настороженно:
— А она сама, артисточка, не против?
— Все уже обговорено, и она будет ждать нас после двенадцати.
— Утра? — уточнил Макс.
— Господи, не ночи же!.
— А если пораньше? Скажем, часов в десять?
— Макс! — возмущению Александра Борисовича, казалось, не будет конца. — Это же артистка! Причем почти звезда. Тем более, что у нее сегодня спектакль, а это, как ты сам догадываешься…
— Позднее возвращение, утренний кофе, освежающая ванна и прочее.
— Вот именно, — буркнул Турецкий. — А посему в одиннадцать тридцать я заезжаю за тобой. И чтобы без проволочек!
Сказано это было, как уже известно, в приказном порядке, и Александр Борисович даже предполагать не мог, что сам же даст «отбой» своим словам.
Глава 3
Несмотря на нервозность, которая не покидала ее в эти дни, Марина довольно сносно отыграла свою роль и, отказавшись от навязчивых сопровождающих, от которых, казалось, уже не было отбоя, смыла грим и поехала домой. Во время спектакля она полностью отдавалась своей роли, забыв практически обо всем, но сейчас, когда шла от троллейбусной остановки до подъезда дома, пожалела о том, что отказалась от предложенных услуг. Правда, она не знала, что мог бы сделать кто-нибудь из ее поклонников, оказавшись лицом к лицу с преступником, но ведь был и Турецкий, предложивший ей услуги «Глории», но она, дуреха…
Стремительно проскочив арку, которая в этот поздний час казалась особенно темной и неприветливой, она чуть сбавила шаг во дворе дома, покосилась на сиротливо припаркованный «Опель», без которого Игорь уже не представлял свою жизнь, и, заставив себя не думать о всякой чертовщине, которая лезла в голову, направилась к подъезду.
Казалось бы, все было тихо и спокойно, да и кому она, собственно, нужна, артисточка захолустная? Марина едва сдерживала себя, чтобы не броситься к подъезду бегом, и не могла понять, с чего бы это она стала бояться своей собственной тени? С того самого момента, когда «скорая» увезла Игоря в больницу, с ней не случалось ничего подобного, и она не могла найти этому объяснения.
Страшно — и все.
Да еще, пожалуй, ее захлестывало паскуднотошнотное чувство неизвестно откуда надвигающейся опасности, и она, ругнув себя за излишнюю мнительность, дрожащими пальцами ткнулась в кнопочки, набирая код.
Уже поднявшись на свой этаж и открывая ключом входную дверь, нервно засмеялась, представив себя со стороны. Сплошной трагикомизм,
Включила свет в прихожей и почти без сил опустилась на старенький пуфик, который хозяйка квартиры приобрела еще в те стародавние времена, когда строился этот дом и не надо было копить сотни тысяч баксов, чтобы купить квартиру. Сбросив с ног туфли, позволила себе отдышаться и только после этого прошла на кухню.
Распахнув дверцу полупустого холодильника, прошлась взглядом по его содержимому. Остановилась на початом пакете однопроцентного кефира, который, помнится, покупала в тот самый день, когда так и не дождалась Игоря домой. Оно бы сейчас по-хорошему чашечку кофе выпить или чайку заварить, но на это уже не оставалось сил, и она вылила остатки кефира в любимый бокал Игоря, который все эти дни также сиротливо стоял на столе.
Уже допивая кефир, едва не заплакала от жалости к себе, любимой, но что-то вновь заставило ее насторожиться, и она, сжимая кружку в руке, непроизвольно вжалась в потертую спинку старенького «уголка».
И снова пожалела, что отказалась от охраны, предложенной Турецким. В крайнем случае, можно было бы пригласить на чашечку кофе и кого-нибудь из поклонников. Как говорится, ничего особенного, да и Игорь смог бы понять ее.
Однако, что ушло, то ушло, и Марина, собрав в кулак всю свою волю, попыталась проанализировать накативший приступ почти животного страха, когда хочется забиться в самый темный угол, закрыться старым тряпьем и затаиться надолго, сжавшись в крохотный комочек.
Впрочем, насколько она могла понять, это был даже не страх, а подсознательное чувство скрытой пока что опасности, и это было еще хуже, чем откровенный страх.
— Истеричка! Дура! — попыталась успокоить себя, но от этого лучше не стало, она почти заставила себя проанализировать каждый свой шаг, каждую минуту с того самого момента, когда прикрыла за собой входную дверь и, навесив цепочку, без сил опустилась на пуфик.
На тот момент ее заставило насторожиться обостренное чувство опасности, видимо, развившееся в ней за те годы, что она проработала в театре. Росло Богом данное актерское мастерство, когда надо было научиться чувствовать каждое движение своего партнера на сцене, а вместе с ним и «побочный продукт», чувство неосознанной опасности, когда не знаешь, с какой стороны ждать очередную подлянку, подножку, а то и просто звонкую оплеуху.
Так, это было в прихожей. Но потом она как бы отдышалась, прошла на кухню, открыла дверцу холодильника, достала из его нутра початый пакет кефира…
Выпитый бокал холодного кефира не мог представлять какую-то опасность, а вот распахнутая дверца полупустого холодильника…
— Господи, бред какой-то! — пробормотала Марина. — Не хватало еще собственной тени бояться.
Она поднялась с «уголка», потянула дверцу холодильника, заглянула в морозильную камеру.
Никакой бомбы в холодильнике не было. Еще раз обозвав себя истеричкой и дурой, она хотела уж было захлопнуть дверцу, как вдруг что-то прорезалось в ее сознании, и она даже вздрогнула от неожиданности.