Модельный дом
Шрифт:
Пролог
На душе было тревожно, хотя, казалось бы, тому не было никаких причин. Беременность протекала вроде бы нормально, в театре, где она дорабатывала пятый сезон, к ней относились как к вполне созревшей актрисе, и даже предстоящий уход в декретный отпуск не смог повлиять на ее репертуар, да и дома вроде бы все было нормально, а вот поди же ты… Сердце сжималось от предчувствия какой-то беды, и Марина, психуя из-за своей нервозности, металась по квартире, не в силах найти то местечко, где можно было бы свернуться калачиком и уже спокойно дождаться возвращения мужа.
Посмотрела
Покосилась на мобильный телефон, бесполезно валявшийся на журнальном столике, и с трудом сдержалась, чтобы не выругаться. Игорь опять забыл поставить свой мобильник на подзарядку, и ей только и оставалось, что возмущаться его отношением к подобным вещам. Хотя, казалось бы, мобильный телефон для журналиста, диктофон и ручка с блокнотом — наипервейшее, о чем он должен помнить и днем и ночью.
Сколько она простояла у окна, не помнила, может минут десять, а может, и все полчаса, но когда увидела светящиеся фары выезжающей из-под арки машины, облегченно вздохнула и пошла на кухню, ругая себя за излишнюю мнительность.
Уже наполнив чайник водой, вновь выглянула в окно, и, заметив, что Игорь махнул ей рукой, показала ему кулак. Он склонил голову в покаянном поклоне и послал ей воздушный поцелуй. Засмеявшись, она провела ладонью по незаметному еще животу, как бы успокаивая тем самым и себя и будущего ребенка, и уже ругая себя, дуру, что умудрилась накрутить черт знает какие мысли на пустом месте. Открыла дверцу холодильника, доставая из его нутра загодя нарезанный салат из свежих огурцов с зеленью, столь любимые мужем сардельки, горчицу и остатки шикарного торта, который ей преподнес кто-то из поклонников.
Дождавшись, когда забулькала вода в «Тефали», поколдовала минуту-другую над свежей заваркой, накрыла заварной чайник полотенцем, и снова выглянула в окно. Припаркованный «опель» темнел в ряду застывших «Жигулей» и иномарок, но Игоря все не было.
Решив, что он замешкался с ключами, Марина прошла в прихожую, открыла дверь. Постояла у порога, прислушиваясь к тишине заснувшего подъезда, и, недоуменно пожав плечами, покосилась на дверцу лифта.
Тишина. И даже ни малейшего признака, что кто-то вызывает его с первого этажа.
Решив, что Игорь встретил кого-нибудь из соседей по дому и чешет сейчас язык у подъезда, забыв о том, что жена тоже человек и ждет его дома, она с силой захлопнула дверь и прошла в спальню, чтобы уже окончательно броситься на кровать. Пускай сам себе сардельки варит и достает торт.
Откинулась было на подушку, однако что-то тревожное снова сдавило сердце, противным холодком засосало в груди, и она, уже не в силах сдерживать себя, сунула ноги в шлепанцы и, как была в халатике, вышла на лестничную площадку.
Прислушалась, надеясь уловить хоть чей-то голос с первого этажа, но подъезд словно вымер, и она, все еще злясь на мужа и в то же время начиная паниковать, нажала кнопку вызова лифта.
Пока ждала, пока он спустится с шестого этажа на четвертый, чутко прислушивалась, все еще надеясь услышать смех или голос мужа, но уже начиная осознавать, что паскудное предчувствие беды, которое не покидало весь вечер, видимо действительно не обмануло ее, и она, задыхаясь, почти вбежала и кабину лифта, нажав кнопку первого этажа.
Когда наконец-то кабинка остановилась, она осторожно выглянула в открывшийся проем и только после этого так же боязливо ступила на кафель лестничной площадки.
Ни-ко-го. И даже намека на то, что в подъезд мог зайти Игорь.
Осторожно ступая по выщербленным ступенькам, она спустилась к двери, за которой была еще одна, входная, попыталась было открыть ее, но дверь не поддалась, видимо, припертая чем-то со стороны тамбура.
Уже начиная паниковать, с силой надавила плечом на дверь, и когда она поддалась, приоткрыв уголок затемненной площадки тамбура, не смогла сдержать крика…
На цементе, в луже крови лежал Игорь, и Марина, уже не помня себя и не понимая, что делает, рванулась на лестничную площадку, с силой вдавливая кнопки квартирных звонков.
Сообщение, переданное в новостях по телевизору, было до обыденного простым и лаконичным.
«В ночь с двадцатого на двадцать первое мая совершено нападение на известного журналиста, обозревателя еженедельника «Шок» Игоря Фокина, который известен читателям, как острый публицист, способный поднять самые животрепещущие, закрытые от посторонних глаз темы. Кое-кто уже пытался поквитаться с неугодным и слишком неуживчивым журналистом, однако на этот раз, как нам сообщили в прокуратуре, дело носит чисто криминальный характер. Ограбление.
Видимо, предполагая, что журналист подобного ранга не может не иметь при себе больших денег, Фокина поджидали в подъезде дома, где он живет со своей женой, актрисой Мариной Фокиной, и ударили чем-то тяжелым по голове, в результате чего Фокин потерял сознание и отправлен на «Скорой помощи» в больницу. Состояние журналиста стабильно тяжелое».
Глава 1
Рассказывая, Марина рыдала, заливаясь слезами, и Турецкий, не в силах ее успокоить, молча слушал сбивчивый рассказ о страшном предчувствии и о том, какое несчастье обрушилось на ее семью, оставив все вопросы на «потом». Когда Марина стала повторяться, он почему-то подумал, что эта красивая молодая женщина, актриса, должна состояться как мастер классического монолога, как чтица коротких чеховских рассказов, и уже помимо своей воли перебил ее «осаживающим» вопросом:
— Простите, Марина… Кстати, вы позволите мне называть вас просто Марина?
— Господи! — почти возмутилась она. — Конечно! Я бы обиделась, если бы… меня… по имени-отчеству. Да и не принято как-то среди артистов… Ну-у, если, конечно, народный России или очень уж заслуженный, тогда еще куда ни шло, а так чтобы… Не! Очень вы! Просто Марина.
— Вот и ладненько, — кивком поблагодарил ее Турецкий, невольно подумав о том, что бы он сделал со своей ненаглядной Иришкой, ели бы она на каждый пустяшный вопрос выдавала длиннющий монолог. И так же невольно посочувствовал пострадавшему мужу, который должен был изо дня в день, из года в год выслушивать весь этот словесный поток. Хотя и среди мужей находятся мазохисты. Впрочем, не суди да не судим будешь, оборвал он себя, переводя разговор в привычную для него плоскость.