Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара
Шрифт:
Самый яркий пример человека, подпавшего под влияние Маркса, — это Фридрих Энгельс. Он без всяких околичностей признавал величие своего старшего друга, был уверен в непреходящей ценности его идей, много лет помогал ему материально, чтобы тот мог, не отвлекаясь на житейские мелочи, писать свои научные труды, и даже признал своим сыном ребенка, которого, судя по всему, родила именно от Карла служанка семьи Марксов.
«Я просто не могу понять, — писал Энгельс в 1881 г., спустя почти сорок лет после их первой встречи, — как кто-то может завидовать гению; это нечто настолько особенное, что мы, лишенные его, с самого начала знаем,
Сохранилось множество описаний того впечатления, которое производил на людей Маркс. Кто-то отмечал его властность и безграничную самоуверенность. Кто-то характеризовал его, как человека, у которого есть право и сила требовать уважения к себе. Кто-то с содроганием вспоминал взгляд владельца львиной головы с черной, как вороново крыло, гривой. Но сильнее всех этот взгляд пронзил соседку Карла — Женни, дочь барона фон Вестфалена: «От волнения я не могу сказать ни слова. Кровь перестает бежать по сосудам, и моя душа трепещет».
Юная аристократка влюбилась в человека без рода и племени. Точнее, с родом и племенем, но еврейским, не слишком уважаемым в Германии середины XIX века. Более того, Женни не только влюбилась, но и вышла замуж за Карла, терпела много лет отвратительную, унизительную нищету, терпела его тяжелый характер, терпела пьянки-гулянки и многое другое. Неужто она это делала из любви к пролетариату, который Маркс с помощью своего пера готовился наделить бессмертным учением о капитале — самым страшным оружием против буржуазии?
Нет, конечно. Просто этот человек обладал удивительной способностью возвышаться над окружением, а потому все, им написанное, этим самым окружением воспринималось в качестве божественной истины вне зависимости от того, насколько писания соответствуют фактам. Редкие читатели Маркса, не знакомые с ним лично, с трудом пробивались сквозь сотни страниц, написанных тяжелейшим языком и непонятно для чего предназначенных. Большинство же потенциальных читателей вообще не покупало книг этого малоизвестного маргинала. Но ближайшее окружение мыслителя, убежденное в гениальности каждой его строки, полагало, будто это буржуазные критики специально расправляются с Марксом при помощи заговора молчания.
Обычно такие харизматики, как Маркс, становятся полководцами или публичными политиками, что дает им возможность вести за собой толпы. Однако для нашего героя такой путь был абсолютно закрыт, как по причине скромного еврейского происхождения, так и — что гораздо важнее — по причине унаследованной от предков раввинов склонности к книгам и абстрактным рассуждениям.
Теоретически можно, наверное, представить себе Маркса вождем масс. Его современник Бэнджамин Дизраэли оказался таковым, несмотря на еврейство. Но Маркс мог выразить свой мощный дух лишь в тексте. И именно этому он предавался со всей той страстью, какая содержалась в его не слишком мощном теле. «Я — машина для пожирания книг, — заметил он как-то раз, — извергающая их затем в иной форме на навозную кучу истории».
Без определенного рода занятий
Формальным карьерным достижениям он никогда не придавал сколько-нибудь серьезного внимания. Маркс с грехом пополам поучился в Боннском, а затем в Берлинском университете. Этот студент не уделял большого внимания профессорским лекциям, но к тем книгам, которые сам выбирал для учебы, относился серьезнейшим образом.
Он даже защитил диссертацию в Иене. Однако мог вполне и не защищать, поскольку быстро отказался от государственной службы. Практически всю свою жизнь Маркс, если мог что-то заработать, то делал это при помощи журналистики, в которой нашли отражение его реальные, чрезвычайно богатые знания, а не формальные статусы. А вообще-то он практически всю жизнь (после не слишком удачных попыток издавать собственную газету) оставался лицом без определенного рода занятий.
Нисколько не интересовали Маркса и формальные моменты, связывающие его с людьми. Покинув семейный очаг и отправившись на учебу, он обычно не отвечал на письма родителей и не справлялся об их здоровье, хотя при этом охотно тратил присылаемые «стариками» деньги, да еще в таком количестве, какое не могли растранжирить даже более обеспеченные студенты. А много лет спустя, столкнувшись с серьезной нуждой, Маркс написал Энгельсу по поводу смерти его возлюбленной такие весьма откровенные слова: «Меня осаждают требованиями оплатить школу, аренду… Не лучше бы было, чтобы вместо Мери умерла моя мать, которая в любом случае жертва разных физических недугов и уже достаточно пожила на этом свете».
Отец в отличие от матери умер, когда Карл был еще весьма молод. На похороны Маркс не приехал. Один из его биографов (Жак Аттали) оправдывает юношу, ссылаясь на то, что извещение о кончине запоздало. Но другой (Фрэнсис Уин) приводит слова самого Карла, отметившего, что из Берлина ехать слишком далеко, да к тому же у него есть более важные дела.
Означает ли его отношение к родителям редкостную бесчувственность? Означает ли его отношение к обреченной на нищету жене полное безразличие? Вряд ли. К детям своим Маркс относился с большой любовью и охотно тратил на их воспитание время, отрываемое от написания «бессмертных творений».
А вот и еще более яркий пример искренней привязанности — отношение к тестю, барону фон Вестфалену. Тот был, по сути дела, его духовным отцом, поскольку, приметив в Трире маленького умного мальчугана, посвящал беседам с ним немало времени. И Маркс показал, что способен быть благодарным. Он в свою очередь посвятил Людвигу фон Вестфалену докторскую диссертацию.
Впрочем, хорошие, теплые отношения с окружающими были для Маркса скорее исключением, нежели правилом. По большей части контакты с теми, кто не падал ниц перед его гением, сводились к жесткой, переходящей в грубость полемике, к откровенным издевательствам над оппонентом и к презрительным выпадам в адрес теории, отличающейся хоть чем-то от его собственной.
Издаваемая Марксом «Новая рейнская газета» как-то раз обвинила Михаила Бакунина в том, что он — агент царизма. Это была очевидная глупость — пришлось потом публично извиняться.
На труд своего потенциального союзника Жозефа Прудона «Философия нищеты» Маркс откликнулся работой с весьма характерным названием — «Нищета философии». После чего одним союзником стало меньше.
Некий офицер, захаживавший на заседания «Союза коммунистов», был назван «безграмотным дураком и четырежды рогоносцем». Если состояние умственных способностей этого «коммуниста» Маркс, наверное, мог адекватно оценить, то насчет рогов, скорее всего, преувеличил. В итоге был вызван на дуэль, но рисковать своей драгоценной жизнью отказался, поскольку противник прекрасно стрелял.