Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара
Шрифт:
Вообще, надо сказать, что вопрос надлежащего прикрытия японского тела занимал особое место в реформаторской деятельности эпохи Мэйдзи. В жаркую погоду достойные местные джентльмены имели обыкновение прогуливаться по токийским улицам чуть ли не в том, в чем их японская мать родила (прикрываясь лишь набедренной повязкой). Правительство оказалось серьезно обеспокоено формированием мнения иностранцев по поводу излишней обнаженности императорских подданных. «Если мы не избавимся от этого безобразного обычая, он бросит тень на наш народ», — констатировали власти и запретили демонстрировать места, обычно прикрываемые на Западе.
Рекомендации
Но, пожалуй, наибольшую известность среди всех назидательных действий императора получил рескрипт, который, пользуясь позднейшим выражением Аркадия Райкина, можно было бы назвать «Ученье — свет, а неученых — тьма». Муцухито обращал внимание подданных на то, что знание — сила, а невежество — причина многих несчастий. Хотя школы существуют уже несколько лет, простые люди особо не рвутся к образованию. И это плохо. Образование, согласно замыслу императора, должно было стать принадлежностью не только высшего общества, но всего народа.
Узнав о сем великом замысле, народ тут же принял высочайшую волю к исполнению. В итоге к концу эпохи Мэйдзи почти все население Японии уже имело начальное образование.
Броня крепка, и танки наши быстры
Успехи революции Мэйдзи можно перечислять долго, но нельзя не обратить внимание на то, что в ней содержалось одно глубинное и страшное противоречие. Широко заимствуя западную культуру, а порой демонстративно подчеркивая собственную убогость в сравнении с иностранцами, японцы ввергали себя в серьезный психологический кризис. Невозможно долгое время чувствовать себя людьми второго сорта, идущими на выучку к иным народам. И вот, по мере того как сходило со сцены первое реформаторское поколение (либерально настроенное, поскольку хорошо помнило шок, полученный от лицезрения эскадры коммодора Перри), в Японии стали нарастать националистические настроения. Чувство неполноценности оборачивалось теперь у молодежи чувством превосходства.
Окончательно адаптировавшиеся самураи составили костяк новой японской армии и пронизали ее духом, плохо совместимым с миролюбием и стабильностью. По оценке А. Мещерякова, не только государство интегрировало самураев в новую жизнь, но и самураи интегрировали государство в свои ценности.
В народе стали нарастать антикитайские и антикорейские настроения, благо «превосходство» японцев над вялыми, нереформирующимися соседями в этой ситуации казалось очевидным. Постепенно сформировалась идея, согласно которой Страна восходящего солнца несет цивилизаторскую миссию на Востоке. Причем не только хризантемой, но и мечом.
В старой Японии популярна была сказочка о некоем юном герое, подставлявшем свою плоть комарам, дабы отвлечь кровопийц от тел родителей. В раннюю эпоху Мэйдзи один довольно циничный просветитель-западник справедливо заметил, что лучше бы этот парень заработал на москитную сетку. Но к концу Мэйдзи столь рациональные подходы перестали устраивать общество. Вновь захотелось героизма. Вновь потянуло на великое.
Если раньше японцы комплексовали перед европейцами из-за своего маленького роста, то теперь даже в этом вопросе нашлись контраргументы: да, маленькие мы, но головы у нас больше, на них европейские шляпы не налезают.
Национализм рос объективно по ходу смены поколений. Но нельзя закрывать глаза и на то, что император, пытаясь оседлать «буйного скакуна», во многом подталкивал общество к нетерпимости. Может показаться, будто ранний и поздний Мэйдзи — это просто разные люди: один заимствовал чужую культуру, другой — агрессивно демонстрировал превосходство своей. Но на самом деле как быстрая модернизация, так и рост ксенофобии представляли собой элементы единого сложного процесса [7] .
7
Вот, например, написанная императрицей патриотическая танка, в которой только танков и не хватает для полного милитаристского счастья: «Если час такой наступит, / Для блага страны / Потопим любой корабль, / Что приблизится к нам / По бурным волнам».
Война с Китаем и война с Россией имеют к правлению Муцухито не меньшее отношение, нежели комплекс радикальных реформ. А трагедия, постигшая японцев в Хиросиме и Нагасаки, — такое же следствие эпохи Мэйдзи, как мировое лидерство по темпам экономического роста, достигнутое после Второй мировой.
Ничто не проходит бесследно. И восходящее солнце порой окрашивает землю в кровавые тона.
АВРААМ ЛИНКОЛЬН.
ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА?
В вашингтонском мемориале Линкольна есть что-то восточное и даже сакральное. Сначала долго идешь к нему пешком, и по мере приближения грандиозного «святилища» оно вырастает в размерах, а под конец совершенно подавляет тебя — маленького и хрупкого. Восхождение по высокой лестнице довершает процесс самоуничижения. Вскарабкавшись наверх, ты оказываешься у ног гигантской статуи героя. Ты теряешься посреди толпы суетливо копошащихся людей-муравьишек. Ты чувствуешь свою полную ничтожность в сравнении с творцом истории Авраамом Линкольном. Кто мы — жалкие, и кто он — великий!
Этот мемориал есть квинтэссенция линкольновской мифологии, которая в свою очередь является важнейшей составной частью глобального американского мифа. Мифа свободы, мифа демократии, мифа равенства. Ведь Авраам Линкольн ценой неимоверных усилий освободил афроамериканцев, т.е. сделал равными всех без исключения граждан Соединенных Штатов.
Более того, по сути дела именно эпоха Линкольна — 60-е гг. XIX столетия — положила начало формированию широкомасштабной рыночной экономики в Северной Америке. Ведь до тех пор пока в южных штатах страны господствовало рабство, капитализм имел объективные ограничители для своего развития. А потому Линкольна, хоть он и не осуществлял экономических преобразований, мы можем вполне отнести к числу великих реформаторов. Фактически он для Америки сделал то же, что Иосиф Габсбург для Австро-Венгрии, Штейн и Гарденберг — для Германии, Александр II — для России.