Модификаты
Шрифт:
Новое сотрясение, и на этот раз, казалось, отчетливо задрожали и стены. Капитан выпрямился и хлопнул по личному коммуникатору.
— Какого черта происходит? — пробормотал он, пытаясь связаться, очевидно, с охраной, но не получил ответа.
— Это рушатся твои планы, Рожер Тюссан, — усмехнулась я, и что-то глухо ударилось в двери снаружи, а за окном пронеслись и грохнулись об землю сразу несколько роботов-сталкеров. — Я же сразу сказала, что пришла донести до тебя сообщение: "Пора умирать".
Толстенные двери личных апартаментов капитана начали открываться с натужным скрежетом бессильных помешать этому запирающих механизмов, внутрь ворвалось громыхание, будто неподалеку во всю работал стенобитный таран, а дальше события разворачивались поистине молниеносно и, можно сказать, без моего участия совершенно. На пороге появился Рисве, и хоть в облике зверя я не могла его узнать, но
— Вот, значит, как, — прошипел он. — Глюки умирающих с разгромленного челнока — все же правда.
— Отпусти нашу анаад и умрешь без боли, — прогремел объединенный голос Рисве и Духа, говорящего сквозь него, но, естественно, Тюссану не понять сказанного, как и моему энгсину его слов.
— За ней пришел? — оскалился у моего запрокинутого лица Тюссан. — Сделаешь шаг, и я сверну ей шею. Ты даешь мне уйти, если хочешь получить эту гадину жи…
Договорить ему уже было не суждено. Каким бы модифицированным и превосходящим любого Естественного ни создавался капитан, с Оградителем ему было ни в силе, не в скорости и близко не тягаться. Кажется, на моей радужке еще хранилось отражение образа Рисве, стоящего в десятке метров напротив, а позади уже раздался хруст костей, и захват на моем теле исчез. Ярость Оградителя не нашла еще полного выхода, да и обездвиживший удар по шейным позвонкам не убил капитана мгновенно, поэтому очень бережно обняв меня и усадив на бедро сбоку, как ребенка, мой зверь схватил за волосы Тюссана и пошел куда-то, волоча того за собой.
Считанные секунды спустя мы очутились на плоской крыше, она же взлетная площадка для небольшого шаттла, и Рисве подошел к самому краю, позволяя мне увидеть, как внизу Агова методично и с ужасающей мощью крушил стены и бетонные ограждения и разбегавшихся в панике людей, не понявших пока, что в облике монстра к ним явилась свобода. Охрана безуспешно палила, роботы разлетались от пинков, грохот оглушал, пелена пыли и дыма поднималась все выше.
— Смотри, — поднял он капитана одной рукой, словно старую ветошь, и, дав его угасающим глазам запечатлеть картину крушения всего им сотворенного, сбросил вниз, на груды искореженных уже братьями боевых машин и трупы верных прихлебателей.
ГЛАВА 41
Рисве исчез из моей жизни незаметно и совершенно неожиданно. Пока оседали пыль и паника после разгрома базы землян, пока мы с доком и теми, кого удалось привести в состояние адекватности быстрее остальных, оказывали помощь случайно пострадавшим, вычленяли оставшихся ближайших пособников Тюссана, братья держались рядом со мной. Выдирали с мясом уцелевшие двери одиночных камер Естественных женщин, выносили наружу тех, кто потерял сознание от страха и выброса копившегося так долго напряжения. Утихомиривали буквально взбесившихся от ужаса мужчин, чей наглухо запертый корпус мы вскрыли. Построен он был за основной территорией базы, огражденной высоченным сплошным забором, окружен тремя рядами колючей проволоки под током и выглядел настоящим бараком концлагеря, что мне случалось видеть в кино и на исторических фото. Вонь там стояла страшная, мужчины выглядели изможденными и грязными, скорее озверевшими или до невменяемости запуганными животными, нежели людьми и долго не могли понять, что Рисве и Агова пришли вовсе не закончить их жалкое существование, а спасти. А когда наконец осознали, многие бросились неконтролируемой толпой на оставленных в живых охранников, не оказавших активного сопротивления после демонстрации смерти капитана, и растерзали нескольких, прежде чем удалось их отогнать. Предсказание жрицы сбывалось: освободившись, земляне желали больше всего именно мести и крови. Так называемое "женское общежитие" произвело не менее тягостное впечатление, несмотря на строго индивидуальные помещения и стерильную чистоту повсюду. Удобства, светлые комнаты, идеальный уход и кормежка не отменяли того факта, что это была тюрьма или даже, точнее, стойла для племенных животных, как бы омерзительно это ни звучало. Выяснилось, что большинство пассажиров, спавших всю дорогу, садились на борт "Ковчега" уже состоявшимися парами или даже официальными семьями, о чем как-то не упоминалось в новостях, их именовали смелыми молодыми переселенцами, чья первоочередная задача — устройство плацдарма для последующей активной экспансии землян. Но скорее уж теперь это выглядело
Элизабет Кюблер-Росс в свое время писала о пяти стадиях горя при потере близкого человека, и, кажется, я прошла четыре из них до того момента, пока настало время улетать, и странным образом мои внутренние стадии страдания совпали с внешними событиями.
Мое сознание действительно полностью отрицало окончательность ухода любимого, переключаясь на миллион сиюминутных дел, заботу о чужих мне людях, но каждый раз, оглядываясь, я продолжала искать моего энгсина, предвкушая увидеть его сосредоточенный на мне одной взгляд, окунуться в его утешающую улыбку и объятия, когда смотреть на последствия жестокости становилось невыносимо.
Злость же нашла свой выход на третий день, когда мы с доком решили, что все достаточно оправились для объявления о скором неизбежном отлете на родину. Собрав всех, я взобралась на большой бетонный осколок и, потребовав тишины, кратко и четко обрисовала план действий на ближайшее время, озвучив причину: нас здесь не хотят видеть и терпеть, и выбор стоит лишь между обратным полетом и смертью. Я, конечно, ожидала раздражения и непонимания все еще измученных людей, но все же не того потока ярости и неприятия, что обрушился на меня.
— С какой стати мы должны улетать, — закричал высокий парень с уродливым шрамом через правую щеку. — Мы уже столько выстрадали тут и хотим наконец начать заниматься тем, ради чего летели — строить новую жизнь в чистом мире. Кто ты такая, чтобы указывать нам? Всего лишь биолог из экипажа. Вот и занимайся своими букашками и бактериями, чтобы обезопасить нас.
— Она та, кто пришла и привела для вас помощь, освободила вас, хотя у вас самих должно было хватить храбрости и решимости сделать это уже давно, — раздраженно парировал Питерс.
— Помогла — спасибо ей за это, — поддержал первого оратора еще кто-то из толпы. — Но это не дает ей теперь никаких властных полномочий и права решать, что нам делать дальше. Мы должны проголосовать, выбрать руководство, и оно уже станет думать…
— Думать за вас? — не выдержав, взорвалась я. — Вам не хватило до сих пор? Да в гробу я видала все эти ваши властные полномочия, но осознайте своими зашоренными умишками, что вы хоть заизбирайтесь, но это не придаст вашему долбаному вновь провозглашенному руководству сил и возможностей сделать так, чтобы мы остались на этой планете. Мы здесь не хозяева, а крайне нежеланные вторженцы, терпеть которых никто не намерен до бесконечности. Нам отпущено местными силами, о величине которых вы имеете смутное представление, всего пятьдесят суток на то, чтобы убраться к черту или сдохнуть всем до единого. Не. Вы. Тут. Решаете.
Поднялся ужасный гвалт, все спорили со всеми, в мой адрес полетели сотни возражений, а то и просто оскорблений, напоминающих о той репутации, что создал мне Тюссан. Питерс встал ближе и обхватил за плечи, удерживая, а меня прямо-таки колотило от гнева и возмущения. Вселенная, и ради этих людей, что сейчас готовы растоптать меня и вцепиться в глотки друг другу, я отказалась от своего единственного шанса на счастье? Да что же я за идиотка такая? Да гореть им всем в аду и мне вместе с ними за проклятое геройство, что никого, похоже, не спасло в полном смысле этого слова.