Модный Вавилон
Шрифт:
— Значит, вы уходите? — спрашиваю я, когда Александр и Дамиано заглядывают ко мне.
— Да, — говорит Александр. Вид у него виноватый.
— Передавайте приветы, — говорю я голосом, исполненным сарказма.
— Обязательно. — Он улыбается и застегивает пальто.
— А если увидите Теда Николса, хорошенько врежьте ему по яйцам.
6
Последние два дня я только и делала, что смотрела в окно. Я жду вдохновения, чтобы заняться новой коллекцией, а оно все не приходит. Это просто кошмар. В отличие от композиторов, художников и писателей, которые могут сидеть несколько месяцев подряд,
В нашем офисе есть «стена настроения». Что-то вроде студенческого коллажа — там наклеены фотографии, наброски, кусочки ткани, и все это должно показывать, что, по нашему мнению, актуально в моде на настоящий момент. Во всем этом есть что-то похожее на прихоть богатой женщины, которая требует от специалиста по интерьеру, чтобы гостиная выражала ее настроение. Наша «стена» выдержана в цветовой гамме моей текущей коллекции, и в этом есть что-то вдохновляющее, когда я сижу в кабинете, курю и литрами поглощаю кофе.
Возвращаясь к тому, о чем шла речь, — у меня нет ни одной идеи и полное ощущение, что все до крайности хреново. Есть пара вырезок из старого Vogue начала шестидесятых, где изображены очень серьезные женщины в пышных юбках и шерстяных двойках. Я люблю такие юбки и широкие пояса. Кажется, этот стиль возвращается. Слишком долго у нас господствовали голые животы и полуобнаженные груди. Элегантно подчеркнутая талия и красивый пояс — это, по-моему, девиз будущего сезона. Мне также кажется, что в моде будут открытые ноги. Теперь все без ума от Mouret. Лаконизм. Длина до колена. Изящный подъем. Красивая туфелька. Все очень сдержанно, минимум финтифлюшек и украшений. Просто позор, что об этом никто не говорит. Я замечаю кадр с Одри Хепберн из фильма «Завтрак у Тиффани». У меня есть образчик шотландки (из тех ста пятидесяти метров, раздобытых на Premiere Vision). Есть немного тесьмы, купленной на Кинге-роуд, и изображения нескольких сумочек и фасонов обуви, которые я со смешанными чувствами вырезала из Cosmopolitan 1986 года, найденного у мамы. Этот факт вполне подходит под «правило двадцати лет»; я глазам своим не поверила, когда обнаружила у нее этот журнал. Сначала я подумала, что это просто счастливое совпадение. Но потом вспомнила: на самом деле все, что можно раздобыть в Эксетере, — это давние-давние выпуски Cosmo.
Я выросла в тех краях и едва ли могу назвать их колыбелью моды. Мне всегда казалось странным, что влиятельнейшие лица нашей индустрии, как правило, родом из самых непрестижных, провинциальных районов. Кэйти Гранд — из Бирмингема, Луэлла Бартли — из Стратфорда-на-Эйвоне. Господи, сам Ролан Мюре — из Лурда. Может быть, дело в том, что во взрослой жизни нами движет страсть наконец достичь признания и успеха, которых нам так недоставало в детстве?
— Есть что-нибудь? — спрашивает Александр, просовывая голову в кабинет. Он с головы до ног в черном, если не считать ярко-оранжевый брючный ремень.
— Нет, — отвечаю я, наваливаясь локтями на стол и что- то набрасывая в блокноте.
У меня есть целая коллекция рисунков, на которых изображены обнаженные красотки — это силуэты, с помощью которых я конструирую одежду. Страницы моего блокнота покрыты набросками женских фигур. От сезона к сезону силуэты меняются. Этой осенью они стали совсем худенькими, поднялись на шпильки, приобрели гордую осанку и обзавелись прическами в духе Эммы Пил. Она действительно меня вдохновляет. К сожалению, сегодня понадобится что-то большее, нежели созерцание графики, чтобы я смогла взяться за дело.
— Мими здесь? — спрашивает Александр.
— Да.
— У нее должны быть новые образцы, — говорит он и ободряюще улыбается.
— Я очень на это надеюсь, — отвечаю я со вздохом.
— Есть какие-нибудь идеи?
— Талии… лодыжки… плечи…
— Как всегда. — Александр снова улыбается. — И никаких задниц?
— Задниц? — Я смотрю на него как на полного кретина. — Задницы — это Дженнифер Лопес и прошлый век.
— Ладно, — говорит он. — К счастью, в нашей фирме я занимаюсь делом, а ты творчеством.
— Вопрос в том, что задумала Миуччия? — бормочу я.
— Если бы мы это узнали, то были бы точно такими же миллионерами, как она.
Я сажусь за стол и ищу в сети последнюю коллекцию Миуччии Прады. Прокручиваю слайд-шоу и увеличиваю каждую фотографию. Есть что-то грустное в просмотре чужих показов и попытках понять, что эти люди уже сделали и чем заняты сейчас. Но всегда существует несколько дизайнеров, за которыми надо следить, если ты не дура.
Миуччия Прада, наверное, одна из самых продвинутых кутюрье. Она всем модельерам модельер, и к ней относятся как к настоящей провидице. Стоит понаблюдать и за Balenciaga, и за Phoebe Philo. Хотя с тех пор, как богемный стиль вышел из моды, она слегка утратила свою значимость. Очень полезно присматриваться к Алайе и, разумеется, Марку Джакобсу, а в плане фасонов — к Маккуину и Чалаяну. Также всегда нужно следить за теми, кто, по ощущениям, может оказаться на гребне волны. Если повезет, именно таким образом можно будет хотя бы подержаться за их фалды.
Но, к сожалению, все, в конце концов, упирается в наличие ресурсов. У меня нет команды закройщиц, как у Валентино, и целой роты швей, как у Карла Лагерфельда. Карл может вносить изменения и шить новые вещи буквально накануне премьеры. Он способен переделывать свои модели по шесть-семь раз, сдвигая какой-нибудь шов на миллиметр, пока не испытает истинного удовлетворения. Коллекция Миуччии всегда прибывает в последнюю минуту. Prada в состоянии позволить себе многое. Она может задуматься над какой-нибудь грандиозной темой — вроде войны в Ираке, — и, пока другие наряжают манекенщиц в защитные цвета, она выводит на подиум невинных девочек, одетых в белое и похожих на заблудшие души. Миуччия на голову впереди прочих. Она всегда ухватывает то, что все остальные лишь отдаленно чувствуют.
Приходит Мими и застает меня в тот момент, когда я перерисовываю фасон блузки от Prada. Я так погружена в свое занятие, что не слышу ее шагов на лестнице и понимаю, что она здесь, только когда начинает тявкать Крошка Ми. В своем потрясающем черном жакете в обтяжку, юбке до пола и тяжелых байкерских ботинках Мими смотрится просто фантастически. Она возбуждена и устала.
— К чертовой матери, — говорит наш стилист и с шумом сгружает у моего стола шесть огромных пакетов. — Последние два дня — это какой-то ужас. У меня жуткое похмелье.