Мое чужое лицо
Шрифт:
Альбина тряхнула головой, отгоняя картинки старых снов. Это было давно и неправда. Все забылось, даже нелюбовь к своему телу, вытесненная ненавистью к новому лицу. Проблем стало еще больше, и, отчаянно барахтаясь в своих страхах, комплексах и неуверенности, она уже и не знала, от чего страдать больше, от отсутствия любви в её жизни, или от множества других проблем, съедающих день за днем.
— Ты меня напугал.
— Извини, не хотел. Ты такая… такая другая, когда думаешь, что на тебя никто не смотрит.
— Все мы другие наедине с собой.
— Сколько человек живут в тебе, Катя?
— А в тебе?
Он пожал плечами.
— Раньше думал, что один. Теперь появился второй.
— Ну, вот видишь. Не одна я похожа на коммунальную квартиру.
Альбина засмеялась и отошла от подъездной двери, шагнув в направлении Симонова. Он резким движением приблизился к ней и мягко обхватил ладонями её лицо. Вздохнул, жадно втянул воздух, запах, исходящий от её тела. Закрыл глаза и медленно прошелся подушечками пальцев по лицу, плечам, остановился на груди, скользнул вниз. Потом открыл глаза. Немой вопрос во взгляде, смятение. Губы шевельнулись, но не раскрылись, словно испугались произнести то, что намеревались. Губи приблизились. Глядя на них, Альбина не могла удержать страх, предательски выскочивший из глубины её сознания прямо на поверхность. Его привыкший к темноте взгляд не мог не заметить этого, но, странным образом, Симонов проигнорировал этот отблеск спрятавшегося чудовища. Прикоснувшись к её губам, он ощутил, как они задрожали и раскрылись ему навстречу, как тело поддалось вперед, мягко прильнув к нему. Внезапно она напряглась, словно кто-то невидимый нажал на кнопку управления, её губы резко сжались, Альбина тихо застонала и отпрянула.
— Я… я не почистила зубы. — пробормотала она и отвернулась, пряча лицо во тьме.
Он молчал, не отпуская её. Постояв так некоторое время, Альбина высвободилась из его рук и села на скамейку около подъезда, согнулась, словно от сильной боли в животе, и уткнулась в колени.
— Тебе лучше уйти.
Он протянул руку, пытаясь погладить её волосы, но она предупредительно подняла руки, будто защищаясь от удара.
— Уходи. Уходи!!! — голос её сорвался в глухих рыданиях.
Артем хотел что-то сказать, но не решился. Он скрылся в темноте. Звук отъезжающей машины отразился острой болью в висках.
Альбина выпрямилась, размазывая непрекращающуюся влагу из глаз по всему лицу. Она нашла ребенка Катерина, она освободила её дух, и что она получила взамен? Или это и называется — жить в мире с новым лицом? Ради чего она старалась? Ради того, что бы избавится от нытья Лаврентьевой в ночных снах? И все? Себя она все равно не вернула! Свою уверенность не вернула. Она по прежнему монстр в своем восприятии, она не может никого подпустить к себе. Даже Тёму. Особенно Тёму.
Альбина почувствовала себя обманутой. Выплакавшись, она поднялась домой и на цыпочках заглянула в комнату, где на диване спали Антонина с малышом, а на полу похрапывал Кондратий. На столе стояла бутылочка с остатками молочной смеси, малыш, видимо, уже успел получить свою порцию ночного перекуса. Альбина юркнула в спальню и зарылась в подушки, не раздеваясь и не умываясь. Заснула моментально, как бывает после выматывающего нервного срыва.
Сон не принес ожидаемого облегчения. Нет, Катерина больше не появилась, зато вернулась другая ненавистная героиня Альбининых снов. Вернулась её вторая сущность, опять со своими выворачивающими наизнанку рентгеновскими лучами. Альбина увидела себя в объятиях Симонова, увидела свое перекошенное от страха лицо… Потом Симонов сменился на Влада, на его предшественника Голышева, на другие торопливые мужские и женские руки, прижимающие её к себе, расстегивающие пуговицы на блузке, поднимающие юбки. А выражение её лица оставалось тем же — перекошенным, только не столько от страха, сколько от отвращения. И непонятно было, чем было вызвано это отвращение — ею самой или же теми торопливыми руками. Потом картинка вновь вернулась к Тёме и первобытному страху на лице Альбины. И стало отчетливо видно, что страх лишь прикрывает то самое отвращение, существовавшее ранее. Отвращение к себе.
Катерина тут была ни при чем. Это были не её счета. Счета Дормич с самою собою, со своим телом, своей сексуальностью, чувственностью, отвергнутыми давным-давно в угоду бизнесу, тщеславию и карьере. Тёма отверг её ради призрачного понятия дружбы, а затем она отвергла сама себя ради еще более призрачных вещей. Ненавидя свое тело раньше, как она могла полюбить его сейчас? Красота давала ей деньги и славу, но не давала главного — любви к себе.
Картинка растворилась, сменившись забытьем. Альбина не проснулась, как с ней бывало раньше при подобных снах, она проспала до утра, но, проснувшись, помнила каждую деталь сна. Помнить-то помнила, но что с этим делать абсолютно не имела понятия.
Глава 17
Следующий день преподнес сюрприз. Оказалось, что директор дома малютки, от всей души решившая сделать приятное семье Лаврентьевых, сообщила о чудесном воссоединении ребенка с родными, и об этом передали в местных новостях. Альбина не сомневалась, что кому-нибудь может прийти в голову мысль взять интервью у самих Лаврентьевых и она поспешила ускользнуть из дому, предупредив Антонину о возможном визите журналистов.
Новость облетела весь институт и, прежде, чем Альбина появилась на работе, все собрались в лаборатории обсудить невероятное событие. Марина Степановна знала, что Альбина разыскала Мартынова и добилась от него признания отцовства Катерининого ребенка, но Альбина решила не говорить ей о том, что ребенок на самом деле жив и найден ею. Марина Степановна так и думала, что Катя ребенка потеряла во время автокатастрофы, но просто хотела добиться правды. И хотя Катерина просила Марину Степановну никому об этом не говорить, та все же не удержалась и проболталась Молчановой. От Молчановой новость немедленно полетела к Олегу Васильевичу и тот был вне себя от страха, что возможно могла Лаврентьева натворить в Нижнем Новгороде и чем это было чревато. Кроме того, была у него за пазухой еще одна бомба, которую он обнаружил пару дней назад. Он пока не сообщил об этому никому, даже Молчановой, ожидая разъяснений от самой Лаврентьевой.
Шеф с нетерпением ожидал её появления в лаборатории, но то, о чем сообщили новости, совершенно шокировало его. На что рассчитывала Катя, оформив ребенка, как племянника, неизвестно, но, зная о том, сколько малышу месяцев и то, что сама Лаврентьева была беременна до аварии, не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы сложить одно к другому. Никто в лаборатории не сомневался, что Катерина просто скрыла таким образом свою принадлежность к малышу. Но зачем?
Когда Альбина приблизилась к дверям лаборатории, она услышала гул голосов. Замедлив шаги и остановившись у двери, ей хватило минуты, чтобы разобраться, в чем дело. Вот черт! Продумав все, что угодно, она совершенно забыла о готовности номер один к сплетням в их институте. Ну, ничего. Главное — придерживаться одной линии. Врать, так врать!
Шагнув в комнату, она встала в дверях, скрестив руки на груди, вздернув подбородок, прищурив глаза.
— Здравствуйте, дорогие мои! Как же я по вам всем соскучилась за эти дни!
Гул голосов смолк на секунду, а затем возобновился, трансформировавшись в поток вопросов о ребенке, Даше, Мартынове и самой Катерине.
Альбина спокойно отвечала, что все это чистой воды совпадение, что её ребенка врачи и не думали спасть, так как срок был слишком маленький, а вот Даша была как раз на том сроке, что ребенка можно было спасти. Да, так получилось, что они оказались в похожей ситуации в одно и тоже время, но так бывает у двойняшек — их связывает нечто большее, чем простое родство. Все слушали с сомнением на лицах, но спорить не стали. Лишь Людочка, дождавшись, пока толпа любопытных рассосалась, сказала Катерине, что не поверили ни одному её слову.
— Говори, что хочешь, но это твой ребенок. Тот самый, от Мартынова. — уверенно заявила Молчанова. — Почему ты не захотела взять ребенка, как своего? Не хочешь быть матерью одиночкой?
Марина Степановна съежилась под осуждающим взглядом Катерины.
— Ничего вы не понимаете, — вздохнула Альбина, но не успела ответить ничего более, так раздался звонок по внутреннему телефону и Людочка провозгласила, что шеф вызывает Лаврентьеву к себе.
Олег Васильевич встретил Альбину с лицом весьма хмурым.