Мое чужое лицо
Шрифт:
— А знаете что? — Альбина соскочила со стола. — Хотите на малыша взглянуть?
— Я? Ой, конечно! Конечно, хочу! — Марина Степановна радостно улыбнулась. — А когда?
— А прямо сейчас! Поехали!
Так Сашу Симонова навестили первые гости. Надо сказать, что малыш адаптировался к новой обстановке удивительно легко. Никакие врачи не понадобились, Лаврентьевы прекрасно с ним справлялись, и даже Альбина принимала участие. Мальчишка был забавным и очень ласковым, словно отдавая копившуюся долго и до сих пор невостребованную любовь. Через неделю после выхода из дома малютки
— Ребенку нужен свежий воздух и простор, дочка. — выдала заключение Антонина. — Мы с отцом решили, что пора нам ехать домой. Да и тебе тяжело тут со всеми нами. Все проблемы на тебе.
Альбина выгонять их не хотела, но теснота и впрямь была невыносимая. Поэтому спорить она не стала, а помогла им собрать все вещи, наняли грузовик для перевозки кроватки, коляски и прочего детского приданного, да и отправили их в деревню. Как ни странно, при расставании у неё защемило сердце, словно провожала самых дорогих людей на свете. Симонов тоже пришел провожать, и видно было, как ходили у того желваки от попыток сдержать эмоции.
— Что теперь будешь делать? — спросил он, когда машины скрылись за поворотом.
— Найду себе применение.
— Ну, ну. Удачи. Пока.
Он развернулся и ушел. Вот так просто ушел, будто совершенно посторонний человек.
Проводив всех, Альбина сосредоточилась на обдумывании своего плана. До Булевского она так и не дошла, замотавшись с покупками для ребенка и обустройством его жизни. Но план тихо зрел где-то на задворках сознания и когда появилось свободное время и тишина, она его оформила в более или менее удобоваримую форму.
— Явилась, перепуганная перепелка! — проворчал сквозь улыбку Булевский, встречая Альбину. — Обещала зайти еще неделю назад, и где тебя носило?
Альбина не стала тратиться на объяснения и извинения и сразу перешла к делу.
— Профессор, я опять с безумной просьбой к вам явилась.
— Я другого от тебя уже и не жду.
Их отношения давно уже переросли из вражды в своеобразную дружбу, хотя любой разговор между ними постоянно сопровождался подкалыванием друг друга. Они оба продолжали изображать из себя обиженных и непонятых, но в душе эти чувства уже давно вытиснились ощущением звеньев одной цепи и привязанностью. К тому же, каждый из них за последнее время пережил столько, что прошлая вражда потеряла всякое значение.
— Так что на этот раз? — Булевский снял очки и устроился поудобнее в кресле, но начать ей так и не дал. — Кстати, у меня тоже для тебя разговор есть. Во-первых, пора определятся с твоей комой. Долго я сказку о твоем коматозном состоянии не продержу. Как мы договорились, твоим родителям я показал перебинтованный муляж за стеклянной дверью, журналистов мы вообще всех отшиваем, думаю, что большинству из них несведущие медсестры говорят, что никакой Дормич у них вообще нет в отделении, а те принимают это за конспирацию. Но всегда найдется какой-нибудь проныра, который попытается разнюхать больше, а меня рядом не окажется. Так что решай этот вопрос. Во-вторых, могу тебя обрадовать — у меня с успехом завершилась вторая пересадка лица и теперь уже можно делать публикации без упоминания твоего имени. А здорово тебя Драгов поймал, а? — рассмеялся Булевский. — На самом деле все могло обернуться куда хуже, но и это был неожиданный поворот.
— Вам смешно, да? Зачем вы упомянули обо мне? Ведь вы же не собирались делать этого! А о новом опыте я читала — мне Драгов показал в той же статье.
— Сам не знаю, как произошла эта утечка. Мне сказали, что опубликуют статью о последнем опыте, но каким-то образом пронюхали и про предыдущую пересадку. Но ведь ни твоей фамилии ни Лаврентьевой не упоминается, так что тебе не о чем беспокоится. Ну, прочитал Драгов, ну и что? Фактов-то нет! И я всегда тебя выгорожу, не волнуйся. Не такой я зверь, каким ты меня всегда представляешь!
Теперь рассмеялась Альбина. Зверь не зверь, а жизнь её поставил с ног на голову.
— Так что скажешь по поводу своей комы?
— Я как раз насчет этого и пришла. Я понимаю, что долго эту историю не удержишь в мешке. Поэтому предлагаю организовать небольшой спектакль.
— Надеюсь, возвращение Альбины Дормич?
— Нет, — она опустила глаза. — Я так и не решилась. Не могу и все. Не могу переступить через свой страх.
В это момент вошла Анна Себастьяновна, её заблаговременно вызвал Булевский, зная, что с Альбиной намного легче общаться в присутствии Поляковой. Та услышала последнюю фразу и нахмурилась. Опять проблемы. Альбина кивнула ей.
— Привет, Аня. Я тут как раз с очередным бредом пришла.
— Слышу. Продолжай.
— Так вот, я вернусь на пару дней в больницу, забинтуете меня, как положено, я якобы приду в себя и попрошу встречи с родителями. Вы их вызовете, и я оглашу измененное завещание, скажу, что не знаю, сколько еще проживу. При них же заверю завещание с помощью нотариуса.
— Ничего не понимаю. При чем тут завещание? И что ты потом будешь делать? Опять таблеток наглотаться решила? Нет, даже не проси о такой услуге. Все, что до этого было — было бредом, но сейчас ты уже переходишь все границы! — заорал Булевский, как всегда легко теряя самообладание.
— Успокойтесь, проф, я совсем о другом. Все это делается для моей же жизни. В завещании я скажу, что завещаю все свое имущество Лаврентьевой. Мало того, оформлю документ, что и сейчас, при жизни, передаю в распоряжение всё моё имущество, счета в банке, все-все Лаврентьевой Екатерине, наравне со мной, естественно, а случае её смерти или отказа делать это, все права вновь возвращаются ко мне. Так же оговорю, что уход за мной отныне будет осуществлять она, с обязательством не раскрывать тайны моего местонахождения. Таким образом, как только все будет подписано, вы избавляетесь от меня раз и навсегда. Я якобы выписываюсь под надзор Катерины, потом продолжаю жить под её именем, но уже легально получив доступ к своей квартире и всему остальному.
Анна Себастьяновна и Булевский молчали. Выражение их лиц было таким, словно перед ними только что промелькнуло привидение.
— Ты все продумала, да? — наконец тихо произнесла Анна. — Ты считаешь, тебе так будет легче?
— Несомненно. Это окончательное решение.
— А если все-таки в один прекрасный день по каким-либо причинам ты решишь вернуть себе собственное имя, что ты будешь делать? Ведь всем этим ты отрезаешь себе все пути назад? Ты понимаешь это? Ты добровольно навсегда отказываешься от самой себя, Альбина!