Мое королевство. Бастион
Шрифт:
Подмигнул Талызину: охраняйте старика.
Но мастер юркнул в ворота живее молодых и совершенно беззвучно.
Инна хмыкнула: несунов ловил, как же! Скорее, сам нес. Но мысли не стала озвучивать.
А комиссар, стараясь отвлечься от ноющей боли в ране, опять стал думать о верховых. С одной стороны, разумно, поди их в кусты пропихай, треск на весь околоток поднимут. Да и здоровые, высмотреть проще. С другой — фабричная территория велика. Пока всю обшаришь — подметки износятся. Да и солнце к закату клонится.
День не совсем короткий еще,
Вместо азарта сыщика, висящего на хвосте добычи, Даль чувствовал усталость. Огрызнулась добыча и скрылась.
Надежда была на собаку. Шутник след не упустит. Но если сообразят его дальше табаком присыпать? Или уйдут по воде?
«Я заранее настроен на неудачу, это нехорошо», — упрекнул себя комиссар. Если тут ничего не найдут — надо возвращаться. Допросить Гая и Володю, выписать ордер на арест ненаследной принцессы Камаль и обыск лавки «Под висельником». Еще раз припугнуть Гюльшу братом. Очную ставку с Залевич и Гаем устроить. Одинокого бога тряхнуть.
В общем, действовать кропотливо и медленно, как привык. Выявляя цепь инсургентов, а празднование коронации отменить. То есть, не вообще праздник, а это дурацкое шествие. А Алису к Майронису в обитель Паэгли, Корабельщику под крыло. «Господи, — взмолился Даль, глядя на плывущее по небу облачко. — Делай что хочешь со мной, только ее сохрани». Сорвался ветер, обсыпал комиссара желтыми капельками — листиками акации. Осень.
— Даль Олегович, — тронула его за запястье Инна. Указала на лозняк. Под ним пролезали разведчики. Лица были довольными.
— Были они на даче. Были. Натоптали и следы не замели.
Талызин отстранил Михалыча:
— С дачи ушли, перебрались в цех, я думаю. Кого-то волокли на матрасе, уронили, остались следы. Я из бинокля все осторожно осмотрел. Да и Шутник показал все их телодвижения. Но во двор мы пока его не пустили.
— Вон, Михалыч считает, его контору заняли, — стараясь умерить голосище, поддержал Кузьма. — Если не в лоб, ангаром двинемся, — показал на карте, — они нас и не заметят.
— Ленцингер-младший хорошо знает окрестности.
Михалыч развел ладони:
— Учтем, а как же.
Крапивин дернул здоровым плечом.
— Тогда действуйте.
Небо постепенно делалось розовым. По нему черной рябью туда и сюда метались вороны. Хрипло, раздражающе кричали.
Даль спросил у Венедикта часы, проверил время. Час был дан оперативникам, чтобы занять позиции. Трое шли трубой из пустых хранилищ, шестеро должны были осмотреть цеха, Савину предстояло вскрыть люк перехода из ангара, если тот не поддастся изнутри. Еще двое занимались недостроенной парадной конторой. Кузьма с собакой пялился на Даля с широко раскрытыми глазами.
— Шутник говорит, там они, — указал он на замок-цех.
— Если не дураки, то хоть одного наблюдателя выставили. Лучше перебдим
— Могли выставить, — покивал Михалыч и указал пальцем на угол здания. — Во-он на балкон за зубец. Если не дураки.
— Троих выставить могли, а Ариша с раненым.
Инна, не оглядываясь, фыркнула.
— Из-за дробины в жопе столько истерик. Доволочется до окна и Андрей как-нибудь.
— Савин, окна на себя возьмешь, проемы пустые и широкие, могут выскочить.
— Есть!
Даль хлопнул крышкой часов:
— Пошли.
Если не шумели, не стреляли — в заброшенных цехах все обошлось гладко. И беглецы в конторе, в швейном цеху. Собака то же поведением говорит.
— Пускай! — махнул он Кузьме. Тот отцепил поводок. Шутник метнулся серой тенью к боковой узкой двери цеха, бросился на нее тушей, стал скрести лапами.
Кузьма подмогнул собаке плечом:
— Как пробкой заткнули, заразы.
— Попробуй выбить. Не выйдет — давай за нами. Михалыч, стереги двери, только близко не стой. И знак подай, ну кричи, если что.
— Да уж не дурак… на пулю нарываться, — старик хмыкнул. — Корабельщик с вами, хлопчики.
Грохнуло и по другую сторону квадратного здания — должно быть, и там двери оказались перекрыты.
Даль встал на фундамент и подтянулся, заглядывая в высокое арочное окно. Раненая рука сразу же заболела.
Внизу в цеху было серо и пусто, по кирпичному полу ветер гонял катыши пыли и древесный мусор.
Беглецы сгрудились наверху, один бежал по сетчатой галерее под крышей цеха, та гремела. Анастазий, мать его, любитель погонь.
— Внутрь давай! — выкрикнул Даль, не понижая голоса. Анастазий перся узкими мостками к остальным. Через крашеную стену конторы пялилась испуганными глазами Ариша…
Савин полез в окно, оседлал подоконник. Анастазий выстрелил из револьвера, пуля выбила щепу из рамы. Савин ответил. Загремели остатки стекла, поднялось бешеное эхо. Невесть откуда взлетел, заметался по цеху голубь-сизарь. А Анастазий полетел на пол, нелепо взмахивая руками. На железную лесенку в контору выскочил Кривец с ножом, и тут как раз подалась боковая дверь, и Шутник, ученый против ножа, опрокинул юношу, прокусив руку с оружием, и, рыча, встал Кривцу на грудь. А оперативники — кроме оставшихся на постах и с лошадьми — лезли в ворота.
— Собаку отзови, — сказал Кузьме Талызин. Поднял Кривца, вместе с полицейским сволок вниз. Стал перевязывать.
Сверху свели светленького Эдичку, снесли на матрасе бледного Андрюшу Ленцингера. Инна отвесила пощечину визжащей Арише.
— Так просто, — устало удивился Даль. — Так просто накрыть сразу всех.
Доктор наклонился над Анастазием. Тяжело вздохнул, закончив осмотр:
— Доска нужна, чтобы его перенести.
— Будет, — Даль кивнул Талызину.
— В ангаре вроде стояли, поищите там, — один из оперативников махнул рукой на широкие ворота напротив ряда окон, сквозь которые Даль и Савин влезли.