Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)
Шрифт:
А через десять дней у Олли был устроен прием. И горели яркие огни во всех комнатах. И пять дюжен и еще десять молодых человек мужеска пола были созваны, и никто не отказался, ибо обещано было: се, грядет нечто ранее небывалое, подлинная утеха душе и разуму, так отчего бы и не прийти? Тем более что Олли с Дэймоном держатся столь многозначительно-таинственно… Интересно же узнать, что они подготовили! Наверняка в самом деле нечто из ряда вон выходящее, потому что стало известно: на их мероприятие приглашен сам профессор Армстронг, которому за это вперед выплачено сто долларов. И один из ближайших помощников Эдисона прибыл из Нью-Джерси, с оплатой еще в сотню долларов плюс, отдельно, полное возмещение всех расходов на поездку. А раз так, то можно ли не упомянуть приглашенного отдельно крупнейшего специалиста по фонографам, [135] специалиста
135
Упоминание его отдельно от помощника Эдисона вызывает определенное недоумение: фонограф (первый из практически пригодных звукозаписывающих аппаратов) совсем недавно был сконструирован знаменитым изобретателем Эдисоном — и в те годы просто не существовало видных специалистов по фонографам, работающих где-либо еще, кроме фирмы Эдисона. Вероятно, для Джека Лондона эти «новые технологии» на тот момент были чем-то слишком дорогим и недоступным, чтобы вникать во все подробности.
136
Вакуумная трубка, изобретенная сэром Уильямом Круксом для исследования электрических разрядов при низких давлениях. В конце XIX в. использовалась в экспериментах для демонстрации существования электронов, а также в практических целях: как источник рентгеновских лучей. Но в данном случае возникает еще одна ассоциация: Крукс, действительно выдающийся ученый, одновременно был человеком благородной доверчивости — поэтому он на каком-то этапе попался в ловушку сторонников спиритизма, безоговорочно поверил им и начал пропагандировать реальность «голосов с того света».
137
Оптический прибор для показа движущихся картинок, изобретенный все тем же Эдисоном. В сочетании с фонографом представлял собой «персональный кинозал на одного зрителя» (смотреть надо было не на экран, а в стеклянный глазок, слушать — через наушники). Одна из ранних и, как оказалось, тупиковых попыток создать нечто вроде кинематографа.
Короче говоря, трудно было усомниться, что собравшихся на прием прогрессивных молодых людей, жаждущих быть в курсе последних достижений науки и техники, ожидает подлинный пир духа.
В девять вечера Олли представил гостям профессора Армстронга, который ознакомил всех присутствующих с теми новинками, которые может обеспечить применение рентгеновских лучей в самых неожиданных областях знания и практики. Его сменил специалист по кинетоскопам, заставивших всех пережить несколько поистине волшебных минут. А потом выступил помощник Эдисона с рассказом о новых изобретениях своего шефа — и всем стало ясно, что у современной науки в запасе еще много волшебства…
— Кружок весь здесь? — тем временем негромко поинтересовался Дэймон у Олли.
— Ты хочешь сказать — клуб? Да, все ребята Арчи в наличии. Кроме Стаунтона. Я устроил ему телеграмму со срочным вызовом в Коннектикут — и сейчас он на полпути туда.
— Отлично! Хотя, с другой стороны, мне даже жаль, что нам пришлось избавиться от него. Хотел бы я полюбоваться на его физиономию, когда… Как думаешь, он будет очень сердиться?
— За то, что ему не довелось присутствовать здесь сегодня? Точно не будет!
Завершить научный салон должно было выступление специалиста по фонографам. Он кратко изложил благодарным слушателям возможности, которые открывает перед человечеством техника звукозаписи (коснувшись в том числе «возможности слышать голоса тех, кого уже, увы, нет с нами») и начал настраивать свой аппарат. Выбрал один из нескольких лежащих перед ним на столе восковых валиков, вставил в механизм звуковоспроизведения, подключил электрический ток — и под восхищенный шепот наблюдающей за священнодействием публики фонограф заработал.
…Из раструба донесся голос, знакомый здесь если не всем, то многим, а членам клуба «Голос с того света» в особенности. Медленно, торжественно и звучно молодой Стаунтон держал надгробную речь о себе самом.
Бывший кружок, а ныне клуб тут же начал переглядываться. На лицах друзей Арчи читались одновременно все эмоции: страх, смех, смущение… и, конечно же, возмущение. Как странно было слышать Стаунтона, вещающего из глубин механизма, пусть даже механизм этот представлял собой последнюю новинку техники! С какой уморительной серьезностью молодой человек
Это надо было слышать! Отдельные смешки, звучавшие с мест во время «выступления» самого Стаунтона, сменились бурным всеобщим хохотом. А когда голос Стаунтона, с отеческой интонацией передав всем наставления «из иных, высших сфер», пожелал самому себе покоиться с миром и умолк — в зале происходило нечто уже совершенно невообразимое.
Специалист по фонографам вынул цилиндр с записью Стаунтона, потянулся за следующим валиком — и весь клуб «Голос с того света», как один человек, понял, сколь трудное испытание им сейчас предстоит. Да, они намеревались бичевать общество и быть честными, они были полностью убеждены, что это им по силам, — но посмертно! А сейчас проклятый механизм произнесет столько насмешек, разболтает столько тайн, которые никто из них не собирался разглашать при жизни…
Друзья Арчи встревоженно заозирались. Они не знали, чья очередь следующая, не представляли, кто сыграл над ними такую шутку, но чувствовали, что попались. А когда завращался второй цилиндр и из раструба полились слова заупокойной речи самого Арчи — члены клуба не выдержали. Они вскочили со своих мест, бросились к кафедре, на которой помещался фонограф, остановили его и завладели всеми дисками. Олли в притворном гневе стучал по столу, Дэймон не менее активно (и столь же притворно) выражал свое негодование, бурная сцена с участием всех собравшихся в доме гостей затянулась надолго — но наконец публика все же начала расходиться. Еще несколько минут, и в квартире остались только заинтересованные стороны: Олли с Дэймоном, а против них — «Голос с того света» в полном составе. Возмущенный и жаждущий мести.
Теперь стучать по столу было абсолютно незачем. Спокойным голосом и со спокойным лицом, держась в духе образцового злодея из мелодрамы, Олли потребовал по двести пятьдесят долларов за возврат каждого цилиндра — а цилиндров в общей сложности было двенадцать.
Члены клуба отказались, причем с недоумением и негодованием: за что они, собственно, должны платить? Ведь цилиндры уже в их руках!
На что Олли со все тем же холодным бесстрастием намекнул о копиях, сделанных с каждого воскового валика; [138] о том изумлении и негодовании, с которым выслушают «посмертную речь» друзья и родичи каждого из мнимых покойников; о том, что если зловещие цилиндры, которым полагалось говорить только после смерти, подадут голос при жизни, то эта история поистине будет преследовать членов клуба до самой их смерти; о том, что все сказанное — еще не самый худший метод использования звуковых копий; и о том, что благоразумнее все-таки будет заплатить.
138
Трудно сказать, это Олли обманывает своих собеседников (все-таки очень поверхностно разбирающихся в вопросах тогдашней звукозаписи) или автор заблуждается вместе со всеми ними. На самом деле запись «с валика на валик» была невозможна: в какой-то степени она сделалась осуществимой лишь после того, как на смену восковому валику фонографа пришел эбонитовый диск граммофонной пластинки. Но это уже следующий этап развития техники.
— …Что ж, Дэймон, мы пригрозили кнутом — и получили пряник, — сказал Олли, когда бывший кружок, а ныне, пожалуй, больше уже и не клуб, покинул его квартиру. — Но как по твоему мнению: много бы осталось от нас, если б эти рассерженные молодые люди поняли, что на самом деле мы ни при каких обстоятельствах не собираемся кнут применять?
— Предпочитаю не думать об этом. — Его друг как раз заканчивал подсчеты. — Вот смотри: десять раз по двести пятьдесят, да минус пять сотен на расходы, да пополам — это сколько получается?
— По десять сотен долларов на каждого, бог мой! В точности как ты говорил! И если в составлении планов существует хоть что-то фундаментальное, то твоя идея — краеугольный камень этого фундамента…
— В этом фундаменте два таких краеугольных камня: не забывай и про свой вклад.
— Да, ты прав. Два краеугольных камня. Золотых. Потому что каждый — из десяти сотен…
Грант Аллен
СЛУЧАЙ С МЕКСИКАНСКИМ ЯСНОВИДЦЕМ