Мое непослушное сердце
Шрифт:
— И что из того? Я целиком посвятил себя карьере и не собираюсь прыгать сквозь горящие обручи, чтобы осчастливить какую-то особу. Кроме того, мне всего тридцать три. Я еще не готов остепениться.
— Вернее, не готов стать взрослым.
— Я?!
— Кстати, о Лили…
— Начинается…
— Она прекрасный человек. И хотя ты сделал все, чтобы оттолкнуть ее, она не уезжает. Ждет, пока ты придешь в чувство. Это твоя мать, но ты не желаешь дать ей хотя бы маленький уголок в своем сердце и жизни, ведешь себя как избалованный подросток. К сожалению, твое воспитание так же непоправимо
— Не правда!
— Мои шрамы больше видны. Я росла без матери, с властным, равнодушным отцом, а у тебя были любящие родители.
Но они были так далеки от тебя, что ты никогда не ощущал радости от общения с ними и все еще комплексуешь из-за этого. Многие просто перешагнули бы через все это и пошли дальше, но они не так чувствительны, как ты.
Кевин порывисто вскочил, опрокинув стул.
— Чушь! Терпеть не могу сантиментов! У меня достаточно толстая кожа, и прошу не забывать об этом!
— Ну да, внешне ты суров, но внутри так мягок, что тронь — растаешь, и так же боишься потерпеть неудачу, как и я.
— Ты ничего не знаешь!
— Я знаю одно: на тысячу мужчин не найдется ни одного, который посчитал бы себя обязанным жениться на женщине, нагло забравшейся в его постель, будь она хоть трижды сестрой босса. Ты имел полное право отказаться. Стоило рассказать правду о том, как все было на самом деле, — и тебя никто ни в чем не упрекнул бы. Но ты не только не сделал этого, но и меня заставил молчать. А как ты возился со мной, когда случился выкидыш!
— Всякий на моем месте…
— Далеко не всякий, но тебе хочется этому верить.
— Глупости!
— Оказавшись вне футбольного поля, ты понимаешь, что в твоей жизни не все ладно, но страшишься взглянуть правде в глаза. Ты не был способен наладить связь с родителями, как же можешь длительное время общаться накоротке с кем-то еще? Куда легче сосредоточить всю душевную энергию на очередном выигрыше!
— Длительное общение? Погоди-ка! О чем это мы толкуем?
— О том, что тебе пора стать взрослым и не бояться рисковать.
— Я так не считаю. За всем этим тумбо-юмбо кроется определенный смысл.
До этого момента Молли ни о чем таком не думала, но он каким-то образом предвидел дальнейший ход их разговора. И теперь она поняла, что Кевин прав, но было уже поздно. Ей стало нехорошо.
— Похоже, ты говоришь о длительных отношениях между нами, — заключил он.
— Ха!
— Ты этого хочешь, Молли? Клонишь к тому, чтобы мы превратили фиктивный брак в настоящий?
— Брак с тобой? Тридцатитрехлетним верзилой с душой и чувствами двенадцатилетнего подростка? Человеком, едва замечающим собственную мать? Я себе не враг.
— Неужели?
— На что ты намекаешь? Что я влюбилась в тебя? — Она хотела ранить его, но, судя по его потрясенному лицу, поняла, что он прав.
У нее задрожали ноги. Молли снова присела на край дивана-качалки, пытаясь найти способ выйти из невыносимой ситуации, но мозг отказывался работать. Из нее словно выкачали воздух. Она была настолько эмоционально истощена, что даже пошевелиться не могла. И какой смысл отрицать, если он все равно видит ее насквозь?!
Она подняла голову.
— И что же? Ну, оказалась я в тупике, однако не настолько глупа, чтобы пытаться пробить стену головой.
Господи, почему он с таким ужасом на нее смотрит? Неужели это признание стало для него таким шоком?
— Ты влюблена в меня, — констатировал Кевин.
Во рту у нее пересохло. Ру потерся о ее кроссовки и сочувственно заскулил. Молли хотелось объяснить, что это лишь очередная вариация на тему увлечения знаменитостями, но ничего не вышло.
— Подумаешь, большое дело, — выдавила она. — Если воображаешь, что я залью слезами твою футболку, потому что ты не отвечаешь мне взаимностью, то сильно ошибаешься. Я ни у кого не прошу любви.
— Молли…
В этот миг она ненавидела Кевина и жалость, явственно звучавшую в его голосе. Она снова не дотянулась до планки.
Не оправдала ожиданий. Не оказалась достаточно умна или хотя бы красива, чтобы добиться любви мужчины.
Прекрати!
Обжигающий гнев вспыхнул в ней, но на этот раз Кевин был ни при чем. Молли тошнило от собственных комплексов. Она обвинила Кевина в нежелании взрослеть, а сама?
Она нормальный человек и не может продолжать жить так, словно перед кем-то виновата. Если Кевин не любит ее, пусть все так и будет. Это его потеря!
Она встала с дивана.
— Я уезжаю с Дэном и Фэб. Несмотря на разбитое сердце, я вернусь в Чикаго. И знаешь что? Я все это прекрасно переживу и выдержу.
— Молли, ты не можешь…
— Замолчи, прежде чем твоя совесть снова поднимет голову. Ты не отвечаешь за мои чувства. Но ты ни в чем не виноват, а следовательно, не обязан ничего исправлять. В жизни всякое бывает.
— Но… мне очень жаль… я…
— Замолчи, — спокойно потребовала Молли. Она говорила тихо, потому что не хотела покидать его в гневе. Она вдруг оказалась рядом с Кевином и, словно со стороны, смотрела, как ее рука тянется к его щеке. Ей нравилось ощущать пальцами гладкость его кожи. Она любила его, невзирая на все его слабости и недостатки. — Ты хороший человек, Чарли Браун [35] , и я желаю тебе всего самого лучшего.
35
Герой комикса Ч. Шульца «Арахисовые орешки»; не слишком уверенный в себе человек, у которого мало друзей.
— Молли, я не…
— Эй, только не умоляй меня остаться, ладно? — Она изобразила улыбку и отступила. — Все хорошее когда-нибудь кончается, и ничего тут не поделать. Пойдем, Ру, поищем Фэб.
Глава 24
Это мир, живущий по принципу «кто кого пережует, тот того переживет». Мир, где кролик пожирает кролика…
Только присутствие детей скрашивало Молли обратный путь в Чикаго. Ей всегда было трудно скрывать свои чувства от сестры, но на этот раз пришлось. Она не имела права портить и без того натянутые отношения между Фэб, Дэном и Кевином.