Мое непреклонное сердце
Шрифт:
Мерседес вся вдавилась в спинку кровати.
— На меня напали, — торопливо произнесла она. — Когда я возвращалась.
— Уберите руки.
— Нет.
— Я порежу вас!
Испугавшись, Мерседес немного разжала пальцы.
Нож тут же сделал свое дело. Теперь она действительно не могла оторвать от своего корсета рук. Он едва держался на оставшихся лентах, и Мерседес боялась, что он просто развалится на части. Она попыталась поджать колени, но Колин силой распрямил ей ноги.
Ясные серые глаза с ужасом смотрели на Колина. Он ничего не делал, чтобы облегчить ее
— Мне нужна правда, Мерседес. Никто не нападал на вас, когда вы возвращались в Уэйборн-Парк. Ее лицо побледнело.
— Почему вы мне не верите?
— А почему вы так отчаянно хотите меня в этом убедить?
И руки ее, и голос отчаянно дрожали.
— Потому что это правда!
Колин проделал очередную дырку в ее белье. Мерседес вскрикнула, видя, как лиф повис клочьями. Чтобы хоть как-то прикрыться, она пыталась стянуть тонкую ткань руками. В горле у нее пересохло, и она не могла произнести ни слова. Она лишь молча смотрела на него.
— Я думаю, что вы благополучно возвратились в Уэйборн-Парк, — сказал он. — Дырка была у вас на подоле платья, а не на накидке.
— Но ведь вы отрезали застежку — помните? Когда я пришла в первый раз. — Ей было больно говорить. Она не узнавала собственного голоса. — И злоумышленнику было совсем нетрудно стащить ее с меня.
— Не думаю. Вы рассказали мне, как вы убежали и спрятались. Неужели вы возвратились потом за плащом? Не боялись, что тот, кто напал на вас, подстерегает упорхнувшую добычу?
Мерседес не ответила.
— Судя по грязным пятнам на шее, можно предположить, что руки нападавшего были в грязи, однако там, где платье было порвано, никаких следов грязи не было. И если бы вы напоролись в темноте на острый сучок, дырка на юбке не была бы такой аккуратной. — Он немного помолчал. — Мерседес, расскажите мне все как было.
Она поняла, что ничего не расскажет. Одна его рука лежала на ее плече. Кончиком ножа он подпирал ее подбородок.
— Ваш дядя замешан в этом? — спросил Колин. Она молча, с ужасом смотрела на него. — Он просил вас прийти сюда этой ночью?
Умоляющим голосом она прошептала:
— Пожалуйста, отпустите меня…
— Он принуждал вас?
— Нет!
В этом она не могла ему признаться.
Колин прищурился.
— Вы говорили о каких-то последствиях: что случится, если граф будет убит… что-то там о том, что ляжет на вас…
Мерседес почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь. Она не хотела думать об этом. Под подбородком она ощущала холодную сталь его ножа, и все ее мысли были сосредоточены только на этом. Ныли судорожно сжатые руки, а костяшки пальцев побелели от невероятного усилия удержать распадающийся лиф. И вдруг ее осенило, что все его хлопоты не имеют к ней лично никакого отношения. Он это делает лишь для того, чтобы заставить ее подчиниться;
— Скажите, что вы имели в виду? — спросил он.
Мерседес наконец поняла, что ей ничего не нужно ему рассказывать. И совсем не важно, увидит ли он ее наготу, потому что его возбуждение здесь ни при чем. И это ее постепенное раздевание по одной ленточке — всего лишь уловка, чтобы вывести ее из равновесия. Он не сможет опозорить ее, если
До нее вдруг дошло, что руки ее совершенно свободны: они не связаны, и никто их не держит. Она сама связала себе руки. И чтобы освободить их, нужно всего лишь забыть на миг о своей скромности. Она глянула на нож Колина и сделала простой выбор.
Мерседес выпустила края распадающегося корсета и ударила Колина по руке, в которой он держал нож. Он на какую-то долю дюйма проскочил мимо ее шеи, но ей удалось отбросить его. Колин потерял равновесие и упал на край кровати, и, прежде, чем он поднялся, Мерседес отскочила на другой край постели.
Колин встал.
— Что вы теперь собираетесь делать?
Между ними была кровать, но Мерседес очутилась на стороне, которая была дальше от двери. Нахмурив брови, она лихорадочно соображала, что же ей сейчас предпринять.
— Или вы забыли об этом? — Колин умышленно посмотрел в сторону ее изодранного корсета. — Не спешите!
Мерседес поборола искушение опять прикрыться хотя бы руками. Она найдет лучшее применение рукам, чем защищать таким бесполезным образом свою честь. Не сводя глаз с Колина и с ножа, зажатого в его руке, Мерседес осторожными шагами стала медленно, но верно приближаться к комоду.
— Не смейте брать нож, — предупредил он ее.
— Я хочу взять свои чулки.
Это было вполне понятное желание. Судя по ее тону, она не собиралась делать ничего неожиданного. Колин не разгадал ее хитрости.
— Вы хотите побить меня ими?
— Нет, я хочу вас связать.
Он не воспринял ее слова всерьез и продолжал стоять на месте, уставившись на ее грудь, как вдруг она швырнула ему в голову ящик от комода. Ящик угодил углом прямо ему в висок, и Колин упал как подкошенный. Со стоном попытался он подняться, но тут Мерседес ударила его по голове бутылкой виски.
Его последней мыслью было: если она обещала связать его, то, наверное, не собиралась убивать.
Глава 3
Мерседес вошла в дом через вход для прислуги. Она была рада такой возможности. Меньше всего ей хотелось натолкнуться на дядю прямо в холле. Мерседес удалось проникнуть в свою комнату по задней лестнице, никого не повстречав.
Высокое зеркало в ореховой раме, богато украшенной резными завитушками, было, пожалуй, одной из немногих красивых вещей, оставшихся в ее комнате. Мерседес не задержалась перед ним и даже не глянула в его сторону. У нее не было никакого желания смотреть на то безобразие, которое она собой являла. Встав на середину старенького ковра, она содрала с себя одежду и швырнула ее в угол. Она никогда не позволяла себе так небрежно относиться к своей одежде, но непреодолимое желание очиститься от всей этой грязи, скорее оставить позади эту ужасную ночь заглушило все ее практические соображения, и она подчинилась этому порыву, по крайней мере отчасти. Тайный голос уговаривал ее вовсе избавиться от этой одежды, но здравый смысл Мерседес восставал против такого расточительства: ведь его крови на одежде не было. Просто она напоминала о том, что Мерседес в ней совершила.