Мое обретение полюса
Шрифт:
Вернувшись с Севера, будучи истощенным физически и морально после жестокой борьбы с холодом и голодом, одновременно сознавая всю значимость личного достижения, я оказался вознесенным волной энтузиазма людей на вершину мировой славы. Тогда все словно сошли с ума. Это смутило и насторожило меня. В неожиданном, стремительном, словно молния, восхождении к славе (я не ожидал этого и чувствовал себя беспомощной щепкой, подбрасываемой волнами в штормовом море) меня осыпали не испрашиваемыми мной наградами. В моих ушах звенели панегирики прессы, самые именитые личности "называли меня столь же великим, как и они сами. В смущении принимал я знаки внимания принцев, но меня возвели еще выше — я удостоился чести пожать руку, милостиво протянутую мне самим королем.
Вернувшись на родину, я не переставал удивляться тем почестям, которыми меня осыпали только за то, что я завершил, как мне казалось и все еще кажется теперь, дело сугубо личное, то есть добился успеха, который значит что-либо только для одиночки. Меня встретили восторженными криками, одобрительным свистом, ружейными залпами, ревом духовых оркестров. Улицы, убранные триумфальными арками, были запружены толпами аплодирующих,
Когда я вернулся в лоно цивилизации и весь мир звенел от поздравлений, сквозь студеные воздушные пространства Севера жалящими электрическими импульсами телеграфа пришло сообщение мистера Пири о том, что он достиг Северного полюса. Он объявил также, что я лжец. Тогда я не сомневался в достижении Пири. Добравшись до полюса при исключительно благоприятных условиях, я верил, что и он в таких же условиях мог совершить подобное, но годом позже. Я сердечно откликнулся на это сообщение, заявив, что славы хватит на двоих. И все же я ощутил ядовитые уколы моего соперника. В критический момент любое человеческое существо может оказаться во власти неразумных инстинктов.
После возвращения мистера Пири я стал жертвой кампании, развернутой с целью моей дискредитации, и считаю, что оказался наиболее глубоко уязвленным исследователем за всю историю человечества. С самого начала вдохновляемая и направляемая мистером Пири еще с телеграфной станции на Лабрадоре эта запланированная кампания проводилась настойчиво и неустанно влиятельной организацией, располагающей неограниченными финансовыми средствами, заручившейся поддержкой псевдоученых, заинтересованных в успехе экспедиции Пири как с финансовой, так и с других точек зрения. Пользуясь поддержкой ряда влиятельных газет, финансовые круги, которые стояли за спиной мистера Пири, развернули широкую кампанию с целью подорвать доверие публики ко мне. Прежде чем я ощутил всю силу закулисной игры, я оказался в затруднительном положении, был сбит с толку. За моей спиной не было никакой организации, я не располагал «веревочками», за которые можно было бы «тянуть», не имел денег для своей зашиты; я понимал, что каждый человек на моем месте (обыкновенный смертный, а не супермен) почувствовал бы такую же беспомощность, испытал бы такое же отвращение к двуличности, понял бы, как мало значит все то, что им совершено, всю тщетность достигнутого в сравнении с той неумолимой угрозой, какую таила в себе паутина позора, которую мои враги пытались сплести для меня.
Один из характерных приемов нашей журналистики — это неустанное повторение одних и тех же данных, посредством чего в сознание общественности внедряется как факт нечто надуманное и нереальное. С самого начала американская пресса развернула широко разрекламированную погоню за «доказательствами», которые, как об этом намекалось в газетах, должны были представлять не что иное, как полные математические расчеты обсерваций. У мистера Пири были свои расчеты — ведь он «похоронил» часть моих. [34] Тогда я не представил тех доказательств, они казались мне слишком неубедительными, так как я, подобно ученым, считал, что голые цифры могут оказаться неадекватными; единственно убедительным доказательством может служить только повествовательный отчет об экспедиции. Я не отдавал себе отчета в том, что благодаря газетной шумихе в сознании публики росла потребность в этом смутном нечто. По этой причине я не счел необходимым объяснять всю абсурдность подобного положения дел.
Note34
Намек на исчезновение результатов полевых наблюдений Ф. Кука, переданных им американскому охотнику Г. Уитни, зимовавшему в 1908–1909 гг. в Анноатоке. Г. Уитни, как он сам объяснял, не имея возможности взять их с собой, перед отъездом из Анноатоки оставил их в специальном хранилище на берегу. По некоторым источникам (FreemanА. The Case for dr. Cook. N. Y., 1961), документы Ф. Кука исчезли из этого хранилища после посещения его Робертом Бартлеттом, капитаном экспедиционного судна Р. Пири.
Я недооценил и того относительного эффекта, который произвело «принятие» Национальным географическим обществом [35] так называемых доказательств Пири, в то время как мои так и не рассматривались. Тогда я не знал — это стало известно позднее, после опубликования письменного свидетельства, представленного Морскому комитету в Вашингтоне, — что вердикт Национального географического общества основывался на поверхностном изучении малоценных, второстепенных наблюдений Пири, беглом осмотре его инструментов некоторыми членами общества на Пенсильванском вокзале Вашингтона. Я был занят чтением многочисленных лекций и, как всякий исследователь, в том числе и Пири, считал, что поступал правильно — а именно собирался завершить цикл лекций, чтобы удовлетворить запросы текущего момента, то есть рассказать об экспедиции, пока общественность проявляет к ней интерес, а подробный отчет об экспедиции, дополненный полевыми наблюдениями, представить позже.
Note35
Национальное географическое общество США в то время активно поддерживало Р. Пири, заявившего о своем приоритете в достижении Северного полюса.
За этим преувеличенно назойливым домогательством «доказательств» последовала серия настойчивых, заранее запланированных напалок. Некоторые из них показались мне настолько мелкими, незначительными, что я не обратил на них внимания. Меня спрашивали, с какой максимальной скоростью я передвигался, однако оставили в покое, как только стало известно, что скорость Пири превышала мою. Газета, которая опубликовала мою статью об экспедиции,
Note36
Primafacie (лат.) — «на первый взгляд».
Note37
Иглу (эскимос.) — хижина куполовидной формы, построенная из снежных блоков.
Мистер Пири опубликовал чудовищное, подписанное различными членами его экспедиции заявление, авторское право на которое было закреплено за целой кликой не знакомых со словом «совесть» сообщников. В этом документе Пири привел показания двух моих спутников-эскимосов, якобы подтвердивших, что в течение всего путешествия я не покидал пределов видимости земли далее чем на два «ночлега». Я действительно поддерживал в эскимосах иллюзию, что миражи и низкие облака, которые наблюдались почти ежедневно, были признаками земли. Они страстно желали быть как можно ближе к земле и, будучи людьми невежественными, верили мне; с помощью этого невинного обмана я сумел предотвратить панику, которой может поддаться любой коренной житель Арктики, когда он теряет из виду землю. Я знал, как у Большой полыньи [38] во время последнего путешествия самого Пири впали в панику его эскимосы; только пригрозив эскимосам оставить их одних на льду (в лучшем случае они смогли бы добраться до земли, но скорее всего замерзли бы), он заставил их сопровождать его дальше.
Note38
Большая полынья — пространство чистой воды, в описываемом районе Арктики она обычно образуется на контакте припая (неподвижного льда у побережья) и дрейфующего льда открытого моря (океана). Ф. Кук объяснил образование полыньи достаточно верно даже с современной точки зрения.
Так или иначе я не придал большого значения свидетельским показаниям эскимосов, [39] даже сознавая, в каком виде их мог процитировать мистер Пири — ведь постановкой прямых вопросов можно получить какие угодно желаемые ответы. Я знал также, что якобы нарисованный моими эскимосами маршрут (каким мистер Пири представил его на своей карте) не представлял ценности — ведь, оказавшись вне пределов видимости земли, в незнакомой местности, эскимосы теряют чувство ориентации. Я догадывался, чем была эта карта — сфабрикованным документом; мои помощники-эскимосы, очевидно ни о чем не подозревая, бесхитростно заявили то, что с помощью иезуитской казуистики заранее запланировал выудить у Них Пири. Итак, я не счел нужным отвечать на это.
Note39
Этот допрос описан участником экспедиции Р. Пири 1908–1909 гг. Джоном Боруппом.
Я оставил свои инструменты и часть полных расчетов определения местоположений мистеру Гарри Уитни— факт, который по прибытии в Сидней [40] он подтвердил в опубликованном интервью в самый разгар полемики, когда я уже выехал из Копенгагена. Когда в печати появилось интервью Пири, в котором тот намекал на то, что я не оставил на Севере никаких документов, его слова обратились в своего рода обвинение, которое было подхвачено прессой и сопровождалось шумихой и прочими выпадами против меня. Я понял, что ложь, исходившая от мистера Пири, на этот раз была преднамеренной. Тогда же я узнал, что один из участников экспедиции Пири подверг моих эскимосов допросу: он показал им инструменты Пири и таким образом установил, какие именно инструменты были у меня. Демонстрируя Этукишуку и Авела, [41] как пользуются этими инструментами, Бартлетт узнал также, что я действительно производил определения места. Эту информацию он сообщил мистеру Пири прежде, чем его экспедиция отправилась из Эта [42] в Америку. Эти сведения Пири и его товарищи скрыли с недобрыми намерениями. Однако в то время у меня не было средств для опровержения этих инсинуаций; было просто мое слово против слов Пири.
Note40
На современных картах — Сидни. Небольшой порт на острове Кейп-Бретон (Новая Шотландия, Канада) на берегу пролива Кабот.
Note41
Авела, Этукишук — эскимосы, сопровождавшие Ф. Кука в его походе на полюс.
Note42
Населенный пункт на берегу залива Смит, несколько южнее зимовочной базы Ф. Кука в Анноатоке.