Мое обретение полюса

Кук Фредерик

К полудню мы дошли до устья Уманак-фьорда, испытывая сильное искушение зайти в его восхитительного спокойные воды. Зов Крайнего Севера не разрешил нам сделать это, и вскоре хорошо приметный Свартенхук (Черный крюк) — огромный скалистый утес замаячил на горизонте. За ним постепенно прорисовывалась длинная цепочка тех самых островов, в гуще которых затерялся Упернавик — место, где можно встретить последние следы цивилизации или хотя бы напоминание о ней. Ветер усилился, однако горизонт оставался чистым. Мы неслись на запад по крутым волнам в лабиринте островов, рассеянных вдоль южного побережья залива Мелвилл. [60]

Note60

Северные

берега залива Мелвилл были исследованы Айвиндом Аструпом. когда тот был членом экспедиции Пирн 1894–1895 гг. Аструп был также н в первой экспедиции Пири в 1892 г. и служил бесплатно. Он зарекомендовал себя преданным делу человеком, поддерживал во всем Пири и помогал ему, когда тот в 1892 г. совершил переход через ледники внутренней Гренландии. В 1893 г. Аструп серьезно отравился пеммиканом двадцатилетней давности. Это произошло оттого, что Пири совершенно беззаботно поставил ему негодное для употребления продовольствие. Оправившись, Аструп в сопровождении надежного проводника-эскимоса двинулся на юг. В невероятно сложных условиях он исследовал и нанес на карту контуры ледяных барьеров, ледники, горы и прибрежные острова в заливе Мелвилл. Это была серьезная работа, настоящее исследование. Вернувшись, он обработал собранные материалы и опубликовал их, принеся известность и славу экспедиции, которая в остальном окончилась неудачей. Эта публикация вызвала гнев Пири, и он публично оскорбил Аструпа. Тот, совсем еще молодой человек с чувствительным сердцем, сильно страдал от такой несправедливости и едва не лишился рассудка. Аналогичные оскорбления Пири обрушивал и на головы других, и в конечном счете на меня самого, например в своей клеветнической, «липовой» телеграмме. Неделями Аструп отказывался говорить о чем-либо, кроме как о низости Пири по отношению к нему и его спутникам, которых Пирн обвинил в позорном дезертирстве. Затем совершенно неожиданно Аструп вернулся в Норвегию, и мы узнали о его самоубийстве. Так из-за узколобости, несносной жестокости Пири была загублена человеческая жизнь. Это не прямое убийство, однако случившееся ужасно, так как жизнь молодого, благородного человека была погублена по милости трусливого и ревнивого эгоиста.

Далее нам предстояло окунуться в настоящее царство льдов, единственными обитателями которых были немногочисленные эскимосы.

На следующий день, сняв часть парусов и работая двигателем, мы зашли глубоко в залив Мелвилл и там столкнулись с полями пакового [61] льда. Мы решили поохотиться. Для этого надо было прижаться ближе к земле. Там-то впервые нам и напомнили о себе великие силы Севера — молодой лед сцементировал плавающие вокруг нас поля, и на несколько дней мы оказались запертыми в замерзшем море.

Note61

Пак — эскимосское название льда с учетом местной специфики, как правило, многолетнего. Именно в этом значении, как термин, вошел в научную литературу.

Дни вынужденного бездействия все же доставили нам огромное удовольствие, потому что медведи и тюлени на льду позволили нам прекрасно на них поохотиться. Однако постоянно грозившая опасность заставила нас пристально наблюдать за поведением шхуны. Чертов Палец — высокая скала, похожая на палец человеческой руки, указывающий в небо, маячил перед нами, будто подзывая к себе. Пронизывающий ветер налетал с берега.

Лед стонал. Гаги, кайры и чайки издавали резкие, тревожные крики — по-видимому, они предчувствовали наступление шторма.

Трое суток паковый лед сжимал нас в своих объятиях. Затеи мерцание льда на берегу прекратилось, он стал безобразно серого цвета. Пак, окружавший судно, начал угрожающе потрескивать, небо на юго-западе потемнело.

Ветер зловеще замер. Воздух словно сделался гуще. Все мы ощутили какое-то непонятное беспокойство. Я, хорошо знакомый со штормами на Севере, мог предсказать, что крупного волнения не будет. Среди пакового льда это явление редкое, так как айсберги, плоские льдины и небольшие плавающие обломки

их сглаживают волны. Даже когда пак вскрывается и на поверхности моря образуются водные прогалины, вода в них как бы густеет под воздействием низких температур и остается спокойной. Я знал наверняка, что свирепый ветер освободит шхуну, и тогда в открытом море придется уповать лишь на ее прочность.

Не успели мы отобедать, как услышали свист ветра в снастях. Выскочив на палубу, мы увидели, что на юге над морем клубится облако, напоминающее пар или дым, как при извержении вулкана. Сумрак на горизонте быстро сгущался. Ветер завыл угрожающе, зловеще: это завывание сопровождалось шипением. При сером, стального цвета освещении мы увидели, как вокруг на почерневшей воде вздымается и опускается лед. Это вселило в нас ужас. Подобные горам айсберги дрожали и раскачивались, а льдины издавали странные, неслыханные звуки.

Внезапно впереди начал открываться проход. Быстро поставив косой парус — остальные паруса были туго укатаны, мы под двигателем стали продвигаться к нему. Мы перевели дух, когда нам удалось продвинуться еще западнее, но настоящее облегчение почувствовали, оказавшись на открытой воде.

Стоило нам выбраться из ледяного плена, как вокруг с головокружительной быстротой стали вздыматься волны. Черные, как сама ночь, они казались нам опаснее льда, потому что были повсюду и злобно разбивались о ледяные стены. Ветер зашел по часовой стрелке и усилился до свирепого, неумолимого урагана. Словно резиновые мячики, раскачивались и подпрыгивали в море айсберги. Шторм грохотал так, что казалось, будто стреляли из орудий. К счастью, мы были в безопасности на борту судна и, взяв курс на запад, вскоре оказались далеко от ловушки, в которую нас заманил лед.

Шторм продолжал бушевать, но мы уже ничего не опасались, потому что верили в свое судно, которое выдерживало штормы даже на Большой Ньюфаундлендской банке.

Судно черпало носом воду, раскачивалось с борта на борт с такой силой, что реи едва не касались воды. Ледяная вода гуляла по палубе. Пошел дождь. Вскоре мачты и снасти покрылись ледяной коркой. Затем повалил снег, превратив скользкую, покрытую льдом палубу в поверхность, напоминающую наждачную бумагу. Температура воздуха была не слишком низкой, но ветер пронизывал до костей. Наши матросы вымокли до нитки, и их одежда по-

крылась ледяной коркой. Однако, несмотря на физические страдания, они держались молодцами и выглядели как-то неестественно бодро. Постепенно мы выходили в открытое море. Часа через четыре шторм начал сдавать, и под дважды зарифленным фоком мы с ликованием наконец-то вошли в безопасные воды.

3 Что подстегивало претендентов на покорение полюса

На тернистом пути мучеников Севера. Встреча с жителями Крайнего Севера. Жизнь в каменном веке. Совместная охота. Спартанское мужество эскимоски Мане.

Последнее время я много размышлял о том, в чем же заключается очарование ослепительно белого, сурового Севера. Я не видел края более странного — восхитительного и печального одновременно. Когда мы шли по заливу Мелвилл, я чувствовал, как Север завлекает меня в свои магические объятия. Часами простаивал я на палубе в одиночестве, и солнце, этот чудовищный, вечный источник света, ослепительно сияло на горизонте, словно поджигая волны, озаряя своими лучами некое невидимое божество Севера с заледенелым сердцем. Краски и позолота словно обволакивали мой разум, и мне казалось, что я плыву по морю расплавленного солнечного света.

Часами меня снедало единственное желание — оно переполняло, пьянило меня — желание идти вперед и только вперед, туда, где не ступала нога человека. Возможно, только благодаря этому желанию человеческому существу присуще стремление превзойти других, доказать, что оно обладает физическими и умственными способностями, не имеющими себе равных, возможно, именно это желание заставляло людей отваживаться на самое трудное в мире предприятие, подвергать себя самым тяжким испытаниям. Этого не объяснить словами.