Мое обретение полюса
Шрифт:
Удовлетворив свой охотничий зуд, мы стали готовиться к переходу в Анноаток, расположенный в 25 милях севернее. Это самое северное поселение на земле, место, за пределы которого заходят разве что эскимосы, да и то на короткое время — поохотиться. Довольно примечательно, что деньги там не имеют никакой ценности, так как совершенно бесполезны.
Мы решили идти на моторной лодке, поэтому залили баки бензином и, погрузив продовольствие и лагерное снаряжение, утром 24 августа отправились в Анноаток.
Был прекрасный день. Солнце сияло в голубом небе так, словно дело было в Италии. Легкий ветерок веял над морем, которое отливало тусклым стеклом. Войдя в проливчик у острова Литлтон, мы занялись поисками следов кораблекрушения в бухточке Лайф-боат. В 1872 г. где-то здесь сел на мель тонущий «Поларис» с четырнадцатью членами экипажа на борту. [72] Пустынные
Note72
Имеется в виду экспедиция Ч. Холла (1871–1873), известного американского полярного исследователя, который впервые для обеспечения нужд экспедиции начал использовать природные ресурсы Арктики. Позднее B. Стефанссон такой опыт назвал теорией «дружественной. Арктики». Ч. Холл участвовал в поисках экспедиции Дж. Франклина (1860–1862 и 1864–1869). Во время последней экспедиции (1871–1873), целью которой было достижение полюса, по некоторым источникам, Ч. Холл (Райт Т. Большой гвоздь, с. 36) был отравлен. После гибели судна экипаж, высадившийся на льдину, отдрейфовал к югу и был спасен китобоями
Поравнявшись с острыми скалами на мысе Кэрн, над бухточкой у мыса Инглфилд мы заметили девять палаток. «Смотрите! Смотрите! Вон он, Анноаток!» — закричал наш проводник-лоцман Тункве. Затем, глянув по курсу, мы увидели, что проход дальше забит льдом. К счастью, нам удалось продвинуться на лодке до места высадки. Отвесный камень послужил нам причалом. Там лодка была защищена от дрейфующего льда.
Обычно в Анноатоке проживают одно-два семейства, однако на этот раз поселок был заселен на удивление густо. Там собрались лучшие охотники, которые зимой ходили на медведя. Им повезло и летом. Огромное количество мяса сушилось на прибрежных камнях. Больше сотни собак, численность которых — критерий процветания эскимосов, лаем приветствовали нас, и двенадцать длинноволосых мужчин, словно лучшие друзья, вышли нам навстречу.
Я подумал о том, что именно в Анноатоке мне нужно создать базу для броска на север. Здесь под рукой были помощники-эскимосы — сильные, выносливые люди, из числа которых я мог бы отобрать себе в спутники самых лучших. Здесь благодаря счастливому стечению обстоятельств были собраны лучшие собачьи упряжки. Здесь было много мехов для пошива одежды. Здесь было с избытком продовольствия. Эти припасы вместе со снаряжением на шхуне могли бы обеспечить осуществление моей кампании.
Последние дни, когда я оценил обилие дичи и благоприятные погодные условия, я стал серьезно задумываться над осуществлением своих планов. Не удастся ли одним мощным броском достичь того, что словно призрак преследовало меня долгие годы? Воспоминания о прежних неудачах только подстегивали меня. Если я не решусь на это теперь, представится ли еще такая возможность?
Все благоприятствовало мне. Я признаюсь, что задача казалась мне дерзкой, стоящей на грани невозможного. Однако при всех преимуществах, которые словно сами пришли мне в руки, задача обретала для меня какое-то новое, поистине колдовское очарование. Все, чему я научился за долгие годы в северной и южной полярных областях и во время восхождения на вершины, будет подвергнуто теперь самому суровому испытанию. Да, я должен остаться — сказал я самому себе — я верю в успех. Тогда я сообщил Брэдли о своих намерениях. Он настроился не слишком оптимистично, однако пожал мне руку и пожелал удачи. Он согласился передать мне со шхуны часть продовольствия, топлива и кое-каких припасов, за что я ему был весьма благодарен.
Анноаток означает «место, где много ветра». Собственно говоря, здесь нет гавани как таковой, однако мы планировали привести шхуну именно сюда и разгрузить ее на скалистом берегу. Так или иначе базу надо было создавать где-то здесь, потому что в Эта подойти к берегу еще труднее, да и строить там базу неудобно.
К этому следует добавить, что в Анноатоке собрались лучшие эскимосы Гренландии. [73] Из их числа за такие дары цивилизации, как ножи, ружья, патроны, иглы и спички, я мог бы нанять надежных и выносливых людей, которые трудоспособнее белых.
Note73
Прежде чем мистер Пири отправился в свою последнюю северную экспедицию, он, узнав о том, что я опередил его, еще тогда сделал первый шаг в кампании по моей дискредитации. Он заявил, что я поступил нечестно, с неблаговидной целью наняв на службу эскимосов, командование которыми было его исключительным правом. Претензии мистера Пири на то, что эскимосы, которых он снабжал огнестрельным оружием, порохом и иглами, якобы принадлежат ему, так же абсурдны, как и его притязания на единоличное обладание Северным полюсом. Несмотря на то что мистер Пири, пытаясь дойти до полюса, провел в своих роскошных экспедициях около четверти столетия, он сделал немногим больше, чем другие исследователи, и, по моему мнению, это не дает ему никаких прав на владение эскимосами и полюсом. Снабжая эскимосов ружьями и прочим, он также не сделал большего, чем другие исследователи и датчане. Благодеянием это никак не назовешь — что бы Пири ни давал эскимосам, он с лихвой возмещал мехами и костью. Эскимосы не принадлежат никому. Веками они вели суровое существование, обходясь без помощи белых людей. Претензии мистера Пири выглядят еще абсурднее, когда осознаешь, что после появления у берегов Гренландии кораблей белых эскимосы стали жертвами ужасных эпидемий, болезней самого специфического свойства и жалкие дары каких бы то ни было путешественников едва ли смогут отплатить им за эти страдания.
Нельзя было даже придумать лучшего сочетания — обильные запасы и отважные эскимосы — это было гарантией успеха во всем, что касалось предварительных приготовлений. Оставалось лишь пожелать, чтобы нам сопутствовали хорошее здоровье, сносная погода, рабочая ледовая обстановка. Даже миллионы долларов не смогли бы создать для экспедиции лучшие предпосылки. Итак, мы вернулись в Эта и стали готовиться к испытанию.
Во время стоянки в Эта все, что предполагалось оставить в Анноатоке, было выгружено на палубу. На всякий случай судно приготовили к штормовой погоде.
Поздно вечером 26 августа все население Эта было принято на борт, мы выбрали якорь, и вскоре «Брэдли» рассекал форштевнем воды пролива Смит. Холодную и ясную ночь скрашивала очаровательная цветовая гамма. Солнце уже ныряло за горизонт, что означало конец полярного дня и наступление штормов—предвестников долгой полярной ночи. Рано утром мы были в Анноатоке.
Вельбот и дори, все до единой, были спущены на воду и загружены. Каяки эскимосов были тоже, так сказать, завербованы на работу. Они доставлялись к берегу на буксире. Только немногие из них добрались до Анноатока самостоятельно. Ветер усилился, и волнение, вселяющее в душу тревогу, заставило нас торопиться, поэтому лодки разгружали там, куда только они могли подойти.
Великолепные мореходные качества вельбота вполне соответствовали сложившимся обстоятельствам, и примерно через тринадцать часов все было в безопасности на берегу, несмотря на усилившийся ветер. Не беда, что выгруженные припасы были разбросаны по берегу на несколько миль — эскимосы охотно и споро собрали все в нужном месте.
Подошло время возвращаться шхуне в Соединенные Штаты. Оставаться в Анноатоке при таком внезапном наступлении осени было небезопасно; кроме того, сложившиеся обстоятельства вынуждали капитана, никуда не заходя по пути, идти сразу домой. Отплытие судна означало для меня полнейший разрыв с цивилизованным миром. Однако это не вызвало во мне благоговейного страха перед природой Севера. Многим исследователям приходилось зимовать на Севере, и я сам испытал подобное в прошлом.
Я решил, что со мной должно остаться минимальное количество людей. Однако так было решено не из-за недостатка в добровольцах — совсем напротив: когда я объявил команде о своем намерении, многие пожелали сопровождать меня. Сам капитан Бартлетт [74] великодушно заявил, что он хотел бы пойти со мной, но поскольку ему необходимо возвращаться со шхуной, то готов идти в море с коком и механиком, а остальных членов экипажа предоставить в мое распоряжение.
Мне нужен был всего один спутник, так как я знал, что в этой стихии белый человек не идет ни в какое сравнение с эскимосом. Эскимосы помогали мне добровольно. Большего не стоило и желать. Я договорился с ними о том, что они помогут мне за зиму завершить все приготовления, а затем те, кого я выберу, отправятся со мной на Крайний Север. Из экипажа шхуны я выбрал себе в спутники Рудольфа Франке — одного из энтузиастов Арктики, которые были на борту судна. Он пошел с нами, чтобы испытать себя в арктическом путешествии. Это был образованный молодой немец с хорошей научной подготовкой, сильный, добродушный, всем сердцем стремившийся к настоящей работе. Такие качества были очень полезны для моего единственного спутника.
Note74
Мозес Бартлетт не путать с Робертом (Бобом) Бартлеттом по кличке Ледовый Боб, капитаном экспедиционного судна Р. Пири «Рузвельт» в полюсной экспедиции 1908–1909 гг., ярым противником Ф. Кука, сыгравшим в его судьбе не последнюю роль.