Мое прекрасное искупление
Шрифт:
Когда Томас подтвердил мое подозрение кивком, я хихикнула.
– Это не смешно, – недовольно сказал он.
– Это немного смешно. Никто не расскажет мне, почему он им не нравится, за исключением того, что он подонок или придурок. Ни ты, ни Вэл не дали мне ничего конкретного. Он помогал мне распоковываться. Он был в моем кондоминиуме всю ночь и даже не пытался спать со мной. Он – безобидный.
– Он не безобидный. Он женат.
Я раскрыла рот.
– Извини, что?
– Ты слышала меня.
–
– Да.
– Что?
Томас был очень раздражен. Он приблизился ближе.
– На Вэл.
– Что? – мой голос снизился на октаву.
– Это правда. Сначала, они были как Ромео и Джульетта, а потом оказалось, что у Сойера есть небольшая проблема с... Вэл присылала ему документы на развод насколько раз... Они разошлись уже почти как два года.
Мой рот все еще держался открытым.
– Но...они живут в одном здании.
– Нет, – сказал он, посмеиваясь, – Они живут в одном кондоминиуме, в разных спальнях.
– Вэл заставляет меня рассказывать ей все. Это просто... я чувствую себя преданной. Это разумно?
– Да, – сказал он, ерзая на месте, – Она определено меня убьет.
Я покачала головой.
– Не думаю, что это случится.
– Я попрошу тебя не рассказывать ей, что я тебе рассказал, но когда мы вернемся, она лишь взглянет на тебя один раз и поймет, что ты знаешь.
Я повернула к нему лицо. – Как она это делает?
Он пожал плечами. – У нее всегда есть гребаный детектор, а потом ФБР помог ей наточить свои навыки. Она обнаруживает недомолвки, даже если у тебя есть новости, которые ты держишь при себе. Вэл знает все.
– Это тревожно.
– Вот почему ты – ее единственный друг.
Мой рот потянулся к одной стороне, а голова к другой. – Это грустно.
– Не многие люди могут справиться с ее способностью или наглым использованием ее, вот почему Сойер такой мудак.
– Он обманывал?
– Да.
– Зная, что она узнает?
– Думаю да.
– А почему он не разводится с ней? – спросила я.
– Потому что он не может найти кого–либо лучше.
– О, я ненавижу его, – прорычала я.
Томас нажал на кнопку и его сиденье начало откидываться. Удовлетворенная улыбка растянулась по его лицу.
– Не удивительно, что она никогда не позволяла мне пройти в гости, – поразмышляла я.
Его усмешка стала шире, и он втиснул подушку под голову.
– Ты когда–нибудь...
– Нет. Никаких больше вопросов обо мне.
– Почему нет?
– Буквально нечего сказать.
– Расскажи мне, что случилось у вас с Джексоном. Почему не получилось?
– Потому что наши отношения были такими, что даже нечего сказать, – сказала я, формируя мои губы под слова так, будто он читал по губам, чтобы понять.
– Ты говоришь
Я не ответила.
– Ну, что? – сказал он, ерзая пока ему не стало удобно.
– Что?
– Зная тебя сейчас, я почти верю, что это было не спонтанно. Это имеет смысл. Ты вернулась в бор со мной той ночью, чтобы поговорить о чем–то.
Высокомерность померкла в его глазах.
– Не забывай, Томас. Ты не знаешь меня настолько хорошо.
– Я знаю, что ты кусаешь свой ноготь на большом пальце, когда нервничаешь. Я знаю, что ты крутишь волосы вокруг пальца, когда находишься в глубоких раздумьях. Ты пьешь Манхэттен. Тебе нравятся Фаззи–бургеры. Ты ненавидишь молоко. Ты не особо суетишься по поводу чистоты у себя дома. Ты можешь пробежать дальше, чем я во время обеденного перерыва. И тебе нравится странное японское творчество. Ты – терпеливая, даешь второй шанс и ты не делаешь поспешных суждений о незнакомцах. Ты – профессиональна и очень умна, а еще ты храпишь.
– Нет!
Я села прямо.
Томас засмеялся.
– Хорошо, это не храп. Ты просто... дышишь.
– Все дышат, – сказала я, защищаясь.
– Мои извинения. Я думаю, это мило.
Я пыталась не улыбнуться, но провалилась.
– Я жила с Джексоном несколько лет, и он никогда ничего не говорил.
– Это крошечный храп, едва заметный.
Я бросила на него неодобрительный взгляд.
– Честно говоря, Джексон любил тебя. Вероятно, он не говорил тебе многих вещей.
– Хорошо, что ты не такой. Поэтому я могу слышать все оскорбительные вещи о себе.
– Насколько все заинтересованы, я люблю тебя сегодня и завтра.
Его слова остановили меня.
– А еще, играть и притворяться, будто ты думаешь, что я – совершенная.
– Я не могу думать иначе, – сказал Томас, не улыбаясь.
– Ой, пожалуйста, – сказала я, закатывая глаза.
– А не мое ли секретное дело "позвонило в звонок"?
– Ты знаешь, почему я сделал это.
– Я не совершенная, – пробурчала я, кусая уголок ногтя на большом пальце.
– Я и не хочу, чтоб ты была такой.
Он просмотрел мое лицо с такой любовью, что я чувствовала, будто только он один находится в фюзеляже. Он приблизился ко мне, его глаза зациклились на моих губах. Я только начала приближаться, когда бортпроводница подошла.
– Вы откроете столики? – спросила она.
Томас и я переглянулись, а потом начали возиться с механизмом вытаскивания столика из ручки сиденья. Его вытащился вперед и он помог мне с моим. Бортпроводница посмотрела на нас «какая–милая–парочка» взглядом, а потом постелила салфетки на оба столика перед тем, как установить наши блюда перед нами.