Мое роковое влечение
Шрифт:
Тихо отъезжаю. Обгоняю девочку, бросаю тачку. Пробираюсь в арочный проход, жду, когда она пойдет мимо. Надвигаю бейсболку на глаза и сверху накидываю огромный капюшон. Как только Вероника равняется со мною, выбрасываю руку вперед и затягиваю ее в кромешную тьму.
Она начинает испуганно биться в руках, сдавленно кричать.
— Тихо. Тихо, детка. Это я. Ник! Ника. Это я. Макс.
Затихает. Обмякает в моих руках. Через мгновение пытается вывернуться. Даю ей эту возможность. Она разворачивается и… обнимает меня…. Бляяядь… Обнимает. Сама.
Закорачивает внутри. Все перепуталось
— Ты. Макс… Это ты. — горьким шепотом сражает. — Приехал.
— Да.
— Где ты был? — она крепче обнимает. Глаза не открывает, так и стоит плотно зажмурившись. — Где ты был? Скажи мне. Я думала, что больше не увижу. В смысле не почувствую тебя.
— Чувствуешь же? — целую ее осторожно. — Такая работа, детка. Привыкай. Поехали? Я соскучился.
Все слова говорю, не отрываясь от манящего рта Ники. Ощущать ее сейчас — охуенный кайф. Руками ощупываю потрясающее воображение фигуру. Стройная, гибкая. Похудела еще сильнее, что не особо радует. Переживала? Возможно. Хотя я не надеюсь на что-то особенное. Ведь причиной могла послужить просто новая работа. Хотя эгоистично вспыхивает надежда, что причина этого я.
— Едем, — взволнованно шепчет, обнимает еще сильнее.
Завязываю ей глаза, подхватываю на руки. Легко тащу до салона, помещаю на заднее сидение. Через полчаса будем дома.
Никаких гостиниц.
Мы едем ко мне.
11
Несу на руках Нику. Даже открываю дверь с ней же. Не могу выпустить. Черт знает что творится с нами. Новая грань распахнулась, чувства прут оттуда валом. Нет возможности хотя бы немного прикрутить шквал эмоций.
Раздеваю ее и сам стаскиваю одежду. Ника поправляет ленту на глазах, а мне хочется содрать атлас и взглянуть в ее красивые глаза. Заебался на только на фотки смотреть. Хочу вживую видеть, что чувствует, что выражает, когда любовью занимаемся. Хочу видеть, как она отражает страсть, когда кончает. Как заколдованный тянусь к повязке, но останавливаюсь, опускаюсь и снимаю обувь.
— Что-то хочешь? — обнимаю снова. Пробегаюсь руками по спине, касаюсь бедер. — Попить? Поесть?
Ника отрицательно машет головой. Облизывает и без того влажные губы, громко сглатывает. Повторяю реакцию следом. Тоже самое, детка, тоже самое… Запускаю руки под платье, не торопясь веду по ногам. Поглаживаю, сминаю кожу.
Ника опирается на плечи, впивается ногтями. Пальчики подрагивают. С болезненным удовольствием отмечаю, что она не меньше моего взведена до предела. Малышку немного шатает от нахлынувших эмоций, но и меня растаскивает просто пиздец.
— Ничего, Макс, — севшим голосом тарабанит. — Только тебя и все. Я… я согласна и дальше с закрытыми глазами… — ее признание прибивает к полу. — Ты только не пропадай надолго. Пожалуйста, Макс!
Пиздец.
Подрывает зверски,
Блядь…
Я не переживал, когда меня пытались расстрелять. Не ссал, когда был в плену и меня мордовали каждый день с иезуитской жестокостью. Когда нечего было жрать в детдоме. Когда понял в шестнадцать лет, что некому меня жалеть и гладить по голове. Когда в двадцать один понял, что не смогу полюбить кого-то другого. Когда просто жил под десятками других имен, когда моя собственная судьба ускользала и таяла — было все равно. Но теперь все не так.
И что будет, когда Ника меня увидит? Что, блядь, будет?!
Юзом тру по лицу и с удивлением понимаю, что ладонь мокрая. Мокрая.
— Ник, — не своим голосом вещаю. Звучу, как осипший оракул. — Я… — а что, сука «я»?! Мою жизнь не изменить теперь. — Будь со мной. Будь, Ника! Не отдам никому.
Настроения для игрищ как не бывало. Хочу ее любить. Нежно, неторопливо. Хочу зацеловывать и дарить все, что смогу вытащить из резервов. Хочу, чтобы весь настрой прочувствовала. Поняла, что все серьезно. Поверила, что не повторится никаких ошибок.
— Не могу больше ждать.
Молча беру на руки и несу в спальню. Раздеваю. Отрываюсь ненадолго, чтобы скинуть свой шмот. Все время смотрю, засекаю каждое движение. Она лишь повязку туже затягивает и падает следом в подушки.
Напряжение настолько большое, что трещит воздух. Член расперло так сильно, что боль ощущаю. Как на старте стою, готов в любую минуту сорваться. Взрывное предвкушение наматывает нервы на кулак и тянет так сильно, что в голове шумит.
Сходу накрываю телом мою изнывающую любимую. Дыхание стопорится, когда приникаю к коже. Три месяца. Три месяца мне снилась. Каждую ночь трахал ее. Каждую. Меня тащит, как незрелого пацана, впервые дорвавшегося до девочки.
— Да моя ты… Ника. — кусаю за мочку. Целую шею, к груди спускаюсь и захватываю зубами соски. Она обвивает ногами и сильнее прижимается. Член скользит по влажным, истекающим желанием складкам. Разбухшая головка то и дело ко входу соскальзывает. — Прости. Не могу больше.
Поддаюсь хлещущему желанию, одним толчком вхожу. Контакт. Замыкание. Сноп искр. Трассирующая пуля в цель. Светит, мерцает и ярко бахает. Зажмуриваю глаза, напрягаюсь всем телом. Спина, как у оборотня выгибается горбом. Каждую трясущуюся мышцу ощущаю отдельно.
Закипаем. Стонем натужно и хрипло. Как заторможенный, совершаю второй толчок и лишь на предельном стыке вгоняю сильнее. Идеально в ней помещаюсь. Впритирку.
Тесно. Узко. Мокро. И пиздец как сладко.
— Макс! — выстанывает Ника.
Ее возглас, как сигнал. Склоняюсь, чтобы смять любимые губы в требовательном поцелуе. Лижу ее. Как голодная псина пожираю. Все свое невысказанное вкладываю. Она отвечает так жарко и жадно, что не выдерживаю. Отступаю. Но долго не могу быть на расстоянии. Заперев все внутри, закрыв все пробитые дыры, которые так не вовремя решили прорваться, вновь начинаю целовать.