Могилы героев. Книга вторая
Шрифт:
– Ты уж меня, Пулька, прости. Но я тебя умертвил. Можно было в живых оставить. Но ведь ты у нас всегда хотел быть героем! А герои погибают в страшных мучениях в отличие от нас простых смертных. Это закон человечьего бытия. Герои обязаны принимать танталовы муки, вдохновляя нас на повседневный, будничный подвиг жизни. Друг мой,- оставив пафос, задумчиво пробормотал он.- Вместо того чтобы вытравливать из себя героя и превращаться в полную задницу, ты обязан был принять мученический венец. Но человек слаб, человек слаб…
– С кем это ты?!
Он не заметил, как Лена появилась в кабинете.
– Иди сюда,- Федор
– Успокоился, наконец?- Улыбнулась она.
– Нет!- Федор рассмеялся.
Лена прижалась к нему, положила на плечо голову. В кабинете стало тихо. За окном белел ноябрьский вечер. Изредка пролетали в воздухе снежинки.
Так в тишине просидели они несколько минут. В голове у Федора колобродили невесомые мысли, громоздились одна на одну, складывались, как в детском калейдоскопе в сказочные картины. Если бы не Лена, навалившаяся на грудь ласковой тяжестью, он наверняка забылся бы в этой протяжной тишине.
– Нина звонила,- тихо сказала она.
– Да?- Федор посмотрел в окно.
– Ей очень плохо.
– Ей нужно быть сильной сейчас.
Лена уловила в его голосе равнодушие:
– Почему ты так говоришь о ней?!
– Как?- Не понял Федор.
– Словно тебе наплевать!
– Вовсе я так не говорил…- попытался оправдаться он, но Лена уже ничего не слушала.
– Она, между прочим, ждет ребенка и сейчас ей очень тяжело!
Лена решительно высвободилась из его объятия и вышла из кабинета. Федор проводил ее задумчивым взглядом.
Он тоже встал и прошелся, разминая затекшие ноги. Но вскоре вернулся за стол и принялся перебирать черновики.
Через час ударил долгожданный мороз. И дома, и деревья, и потемневшие от времени заборы, все стало седым от инея. Малоснежная, насморочная уральская осень подходила к концу.
Еще через час зашло солнце. На полнеба расплескался холодный, малиновый закат, и чисто выбеленные снегом и изморосью улицы окутались синеватыми сумерками.
Федор стоял возле окна и смотрел на вечернюю зарю. В этот час у него вдруг появилось осязаемое предчувствие беды. Федор попытался отогнать его, но не смог. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он лег на диван и взял в руки журнал. Но спустя несколько минут, поймал себя на том, что из всего текста видит только две строчки, два изречения Будды Шакьямуни:
"Человек не нищий потому только, что он питается подаянием".
"Человек не аскет потому только, что он живет в лесу".
Так и есть, подумал Федор. Незаметно его мысли обратились к прошлому. А вскоре и вовсе задремал, только еще раз вскинулся и пробормотал сквозь сон:
– Мы встретимся в следующих жизнях…
Проснулся уже среди ночи. Долго лежал в темноте, пытаясь отделить реальность от сновидения. Перед глазами все еще плавилось багровое, темное небо со всполохами молний и столбами смерчей на горизонте.
Постепенно он вспомнил, что ему приснился Михаил. Он о чем-то предупреждал, но о чем именно Федор не вспомнил.
Он закрыл глаза и попытался услышать его голос. Странно иногда оборачивается жизнь, думал он. Уже стало правилом, что такие люди как Говорухин долго не живут. Но как много они успевают за свою короткую жизнь. Наверно, это и есть настоящие герои. Не полукровки вроде Пульки и ему подобных. А высеченные из гранита герои! Как хорошо и приятно быть героем. Наверняка они не знают сомнений, но прекрасно знают что есть зло. И знают как с ним бороться. Хотя, если судить по делам Михаила, в этом вопросе он был слегка близорук.
Федор попытался вспомнить его. Вспомнить, как Говорухин говорил, ходил, улыбался. Но не смог. И это было странно, потому что при жизни Михаила они были похожи друг на друга как братья-близнецы и даже прожили бок о бок несколько месяцев. Хотя время показало и другое. Они оказались разными людьми. В итоге маниакальное чувство мести привело Говорухина к гибели.
– Каждый выбирает для себя,- Федор встал с дивана и подошел к окну.
Ночь была светлой, за облаками скрывалась луна. Крыши домов и построек, дороги и палисадники припорошило свежим снегом. Свет уличных фонарей играл на морозном рисунке, намерзшем по краешку оконного стекла.
Федор нашел на столе сигареты и присел на столешницу. На сердце у него было невыразимо печально от того что жизнь струится как ручей с горы и по прошествии лет вновь иссякнет.
– Не уберег я тебя, Миша, не уберег…- Федор щелкнул зажигалкой и увидел свое отражение в окне. Он еще раз попытался вспомнить Говорухина и вдруг осознал, что уже очень многое осталось в прошлом. Но его как любого человека иногда будут навещать призраки ушедших в небытие.
А утро было морозным и свежим, и они решили прогуляться по городу. Никуда не спешили. И Федор вновь ощутил, как время плавно перетекает из будущего в прошлое. А у супруги только и разговоров было что о Нине. Накануне они весь вечер говорили по телефону. Вчерашняя обида растаяла. Федор улыбнулся, по некоторым признакам он уже понял, что она скрывает от него беременность. Но едва он заговорил с ней об этом, как Лена вновь завела разговор о скорой поездке в Татск:
– Ты ведь не хочешь к ним, Верхошатцев. Я это вижу!
– Неправда!
– А Нина ждет нас,- с обидой выговаривала ему Лена.- А ну-ка посмотри мне в глаза! Что-то ты темнишь, Верхошатцев…
Времени было около одиннадцати часов утра. Улица в этот час казалась пустой. Через три квартала от них начинались районы многоэтажек. Но тишина в городе была такой словно впереди раскинулось чистое поле.
Федор резко остановился и притянул Лену к себе:
– Тебе нравится здесь?
Она смотрела на него так, словно не услышала ни единого слова.
– Давай уедем к Нине прямо сейчас!- Он еще крепче обнял ее. Лена улыбнулась и покачала головой:
– Нет. Мы с ней уже договорились.
– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?
– Знаю…
Ровно через неделю таким же морозным утром Федор долил в бак своей "девятки" горючее, завел двигатель и оставил машину прогреваться. И только сейчас Федор пожалел, что летом решил не возвращаться в Каменск, а остановил свой выбор на Медянске, где ни родни у них не было, ни знакомых. Но в то время ему казалось, что это лучший из вариантов поменять обстановку после тоскливого и долгого сидения в огромной ивлевской квартире. Когда они боялись оставить Нину без присмотра и пытались повлиять на нее, убедить, доказать очевидные вещи. Именно тогда у него закружились на грани предощущений первые сцены из "Гибельных записок".