Могилы героев. Книга вторая
Шрифт:
Они одновременно поднялись. Лапин остался в кресле. Теперь он смотрел куда-то поверх головы Нины, и по его лицу невозможно было понять, о чем он думает. Нина сделала такое движение, словно хотела пожать ему руку на прощание, но передумала и вышла из кабинета.
Как только за ними закрылась дверь, до того флегматично прикрытые глаза Лапина широко открылись, он несколько раз натужно сморгнул и вытер уголки глаз. Сердце в его груди ныло, и в голове пульсировала острая боль, словно в нее воткнули вязальную спицу.
Когда
Поднявшись на второй этаж, она резко остановилась.
– Скажите, это вы посоветовали Борису встретиться со мной?
– Нет, что вы,- отозвался Киселев,- это его собственное решение. У вас есть еще вопросы ко мне?
– Да, последний. Куда идти сейчас?- Она не могла понять, почему до сих пор не увидела детей. Подумала даже, уж не под замком ли их держат?
– Прошу вас,- Киселев открыл перед ней одну из дверей.- Я оставлю вас наедине.
– Конечно,- кивнула Нина. Зашла в комнату и закрыла за собой дверь.
Наверно их первая встреча сложилась иначе. Но едва Нина увидела детей, потеряла сознание.
В себя она пришла через считанные секунды. Дети не успели ни испугаться, ни понять, что происходит. Ее появление для них тоже стало неожиданностью.
– Мама?- Недоверчиво спросила Аня.- Мамочка!- И бросилась к ней…
А Лапин в это мгновение глотал лекарства. Он ясно представлял происходящее в детской. Трудно сказать, что творилось в его душе, божился он в этот миг, проклинал себя и свою жизнь, или просто радовался счастью близких?
Киселев же, услышав звук падения, рванулся в детскую. Но за неплотно прикрытой дверью послышался возглас: "Мама? Мамочка!", и невнятный, быстрый женский говор. Валерий Сергеевич постоял, глядя на дверь, потом улыбнулся и спустился вниз.
Он сразу же прошел на кухню. Здесь было прохладно. На электрической плите сверкали стеклом и нержавеющей сталью кастрюли и сковороды со снедью. За длинным столом сидела пожилая кухарка в ярко-зеленом халате и чепце такого же цвета. Возле нее стоял миниатюрный радиоприемник и бормотал ласковым, обволакивающим голосом: "…Осуществляя транскрипции скрипичных концертов для клавира, Бах обычно ограничивался почти буквальным перенесением скрипичной партии в клавесинную с добавлением в левой руке басового сопровождения и тональной транспозицией произведения на тон ниже…"
– Здравствуй, Семеновна,- поприветствовал ее Киселев.- В филармонию поступать собираешься?
– Как там, Валера?- Необычайно богатым голосом отозвалась кухарка.
– Все хорошо. Все нормально. Чаем угостишь?
Кухарка проворно встала, и роста она оказалась богатырского под стать голосу.
Киселев сел за стол. Кухарка тотчас поставила перед ним стакан свежего душистого чая.
– Давай вот закуси пряничками мятными,- приговаривала она, выставляя туесок с пряниками.
– Спасибо,- Киселев с удовольствием отхлебнул из стакана.
– А может тебе медку положить?- Встрепенулась кухарка.
– Спасибо, не нужно.
– Ну и ладно. Я с тобой за компанию тоже чайку выпью.
Она вернулась на место. Из приемника доносились мощные переливы камерной музыки. Киселев поставил стакан на стол, взял его в руки и настроил на музыкальную волну.
– Исторический факт, Семеновна. Оказывается, в тех местах, где в девятнадцатом веке появились чайные, они повсеместно вытеснили кабаки. Водку народ начинал пить меньше. Вот ведь удивительная история.
– Очень даже может быть!- В ответ энергично кивнула кухарка.- Чай он ведь тоже располагает к беседе. Только ведь у нас и чая-то хорошего нет. Вот, помню, раньше чай был исключительного аромата! Хоть и смеются что краснодарский чай – самый северный чай в мире!
– Н-да,- пробормотал Киселев и задумчиво посмотрел в свой стакан.
– Валера, что там все-таки происходит?- С интересом спросила кухарка.
Киселев пристально посмотрел на нее:
– Я так полагаю, что очень скоро ты и гостью будешь чаем поить.
– Слава тебе, Господи!- Семеновна истово перекрестилась.- Сколько уж можно ребятишкам без матери?.. Любонька женщина хорошая была, добрая,- она сделала какой-то незаметный, суеверный жест.- Но ведь они ее за мать не считали!
– Ты их родную мать видела?
– Нет, только на карточках.- Она имела в виду фотографии.- Что иногда жизнь вытворяет!
– Н-да,- кивнул Киселев и отставил чай в сторону.- Спасибо, Семеновна. Устал я сегодня что-то.
– Отдохнуть тебе надо бы, Валера,- кивнула кухарка, настраивая радио на любимую волну.
Нина провела с детьми весь вечер. И куда только подевались сумрачная хандра и истерия? Они смеялись, перебирали фотографии – дети за эти годы успели объездить полмира. Лапин так и не зашел в детскую, и о нем не вспомнили ни разу. Около девяти часов в детскую заглянула кухарка и пригласила их к ужину. Лапина за ужином тоже не было, и снова о нем никто не вспомнил.
Стол был заставлен сладостями. Дети пили газировку. Было шумно и весело. Но Нина все время помнила, что уже прошло пять лет. Она все время помнила об этом.
Примерно спустя час после ужина она собралась уходить. Но куда там! Дети уперлись, как пеньки – "Ты теперь будешь жить с нами", и точка!
– Аня, Павлик, давайте поговорим серьезно,- она заставила их сесть на диван, на мгновение задумалась.- Так уж получилось у нас с папой. Объяснять вам это, по-моему, не нужно. Но и сейчас не все так просто…- Они молча смотрели на нее большими темными глазами. Ее глазами.- У нас все будет хорошо,- Нина притянула обоих к себе.- Теперь у нас все будет хорошо.