Могучий Русский Динозавр №4 2023 г.
Шрифт:
Подул ветер, и тогда во мне уже не просыпались забытые воспоминания, а в меня начала просачиваться жизнь, которая вот уже миллионы лет не прекращается, жизнь, приведшая меня в этот парк, та жизнь, что приводила мою мать к могиле бабушки, и жизни каждого, кто мне был дорог, стали так материальны и ясны передо мной, что уже ни одно воспоминание не имело никакого смысла. Воспоминание – это письма, которые никогда не дойдут до адресата, и в этом нет трагедии, потому что достаточно того, что нечто побудило тебя написать эти письма. Я не стал думать, что переживала Нурзат, когда она потеряла свою мать, не стал думать, что будет
Мы говорили, мы смеялись, мы жили. Затем настало время прощаться, я смотрел, как они становятся всё дальше и дальше от меня. Но я чувствовал их присутствие в своей душе, чувствовал, что во мне есть что-то, что составляет меня. И этого достаточно. Идти вперёд, даже если путь ведёт в никуда.
Мне путь укажите… | Дарья Сомова
В старших классах, в последний год своего обучения, я переехал с семьёй в другой город, сменил школу. Вырвали из моей жизни и поселили в чужую. Это был весьма напряжённый опыт, всё случилось в середине года. Самый обычный город, о котором никто никогда не вспоминает, пока по новостям не упоминают какое-то событие из жизни местных вроде потопов или оползней… Когда мы ехали по автостраде, я наблюдал за пейзажем, который не менялся часами. Лишь дождливое небо, затянутое тонкими прозрачными облаками, будто серой ватой, и чёрные острые электрические вышки, из земли торчащие, как копья.
Дорога, похожая на сон, уносила меня в новый мир, стирая моё прошлое. Бросил друзей, покинул родной дом, исчез из школы. Переезд – это такая странная вещь… Как будто ты заново рождаешься, примеряешь новую маску, обставляешь чуждую совсем комнату, дышишь неизвестным воздухом; меня никак не покидала мысль о том, что я занимаю чьё-то место и прошлый владелец такой жизни забыт.
Я совсем не понимал, что принесёт мне моё будущее, мой путь как будто бы менял направление от каждого порыва ветра. Эта двойственность жизни, её темп… пугали меня. Я не понимал, почему люди покидают своё место рождения, движутся вслепую и со связанными руками. Неужели можно покинуть место, где зародились свои тепло и любовь?
Сидя на заднем сиденье в машине, я достал из рюкзака коричневый блокнот в кожаном переплёте, который нашёл среди вещей своего деда, и он мне его подарил с улыбкой. Так и вырвал несколько исписанных листов, вложил мне в руку и сказал: «Даже к пути нужно прийти». Я записал эту фразу на форзац моего нового блокнота, ещё полностью не понимая всю глубину этого выражения, но зная интуитивно, что дедушка мудр.
У себя в голове я называл её красивым словом «пенинсула».
Новая школа оказалась самой обычной, с такими же подростками: все так же болтали в коридорах, перебрасывались записками на уроках, списывали тесты у соседа. Учителя тоже не выбивались из общей картины: были добрые, были не очень, помоложе и совсем древние.
Я немного всё же адаптировался, но как таковых друзей
Это был обычный четверг. В расписании математика, литература, русский, география, история и английский. Математика – первый урок, на котором меня, слава Богу, не спрашивают на правах новенького, свежего в знаниях программы. Я высиживаю его в полном напряжении, потому что технарь из меня никакой.
Время литературы, русского, однако выпадает целых два окна: учительница сломала ногу – вот уж поцелуй фортуны! Так бывает: случается у человека несчастье, а три дюжины глупых подростков остаются в выигрыше, довольствуются его отсутствием. Не знаю, насколько жизнь может быть справедливой, а я – гуманным, если радуюсь таким происшествиям.
А я… если честно, слова родителей «вливайся в коллектив» звучат как нечто сомнительное, и мне это всё не нужно. Не думаю, что смогу внести свою лепту в уже образовавшиеся компании. Я никогда не являлся частичкой в отлаженном механизме маленького общества – школьных коллективах или типа того. Все отлично справлялись, и свою помощь в виде присутствия я никому предложить не мог.
Поэтому вместо того, чтобы сидеть в душном классе, где все болтали, сидели группками, я, лишний, выбрал пойти в школьный двор. Прихватив свои вещи, вышел из класса, стараясь выскользнуть, не привлекая внимания. Четыре лестничных пролёта, турникет – и вот уже ноябрьское промозглое утро встречает тишиной.
Мир хорош, когда молчит.
Клумбы с голыми розовыми кустами. Земля засушена, притоптана и в трещинах. Природа, всё органическое с приходом осени сжалось всем естеством, застыло, стараясь спрятать своё сокровище – жизнь.
Я сел на скамейку под высоким каштаном, который был наполовину в рыжих сухих листьях, наполовину гол, и, решив дать отдых мозгам, погрузился в чтение. В руках были «Танатонавты» Бернара Вербера.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я ощутил рядом с собой тепло от постороннего человека. Кто-то плюхнулся рядом со мной на холодную скамейку.
Я вздрогнул, повернув голову.
Девушка. Я бы даже окрестил её девочкой – она была ниже меня на голову, вся такая маленькая. Наверняка младше меня года на три. У неё были тёмные распущенные волосы. На меня устремились светло-зелёные, красивой формы глаза такой прозрачности, будто их радужки были из тончайшего бутылочного стекла.
Она сидела ко мне вплотную и откровенно пялилась.
– Что читаешь? – она нарушила тишину первой, так как я оставался нем.
– Это Вербер, – я закрыл книгу и показал ей обложку. – Книга про людей, изучающих…
– Смерть, я знаю, – она мельком взглянула на обложку, и та её не заинтересовала. – Читала в пятом классе.
– В двенадцать лет? – я проронил скептический смешок, однако она выглядела слишком серьёзной, чтобы привирать.
– Да, – бросила она невозмутимо, копаясь в сумке. Ветер ворошил её волосы, оголяя тонкие и розовые от холода уши.
– «Танатонавты» на любителя, – сказал я осторожно.
– Ага. Поначалу не по себе, – хмыкнула она, завязывая непослушные волосы в хвост. – Помню, читала по ночам философскую книгу про смерть и считала себя такой взрослой и серьёзной…