Могущество и честь
Шрифт:
И она улыбнулась мне. Я ответил, хоть и не понял, зачем она это сказала и почему сказанное имеет для неё такое особое значение. Но спрашивать сейчас было неуместно. Мы стронули с места коней и, уже не жалея их, погнали по широкой удобной дороге к ближайшим воротам замка — теперь, когда цель была перед нами, скачка уже не казалась изнуряющей, хотя до ближайшей к крепостной стене деревеньки оставалось ещё прилично.
Но у околицы деревни её светлость вновь придержала коней. Обитатели деревеньки выскакивали из домов, прятались за оградами, наблюдая за своей госпожой, и
— Ожидайте здесь, — велела она и толкнула лошадь пятками.
Я в недоумении оглянулся на Ниршава, но тот не смотрел на меня. Нахмурившись, я колебался пару секунд, а потом поторопил свою лошадь следом за конём её светлости. Сперва держался чуть позади, а потом притёрся бок в бок и только тогда заметил, что Ниш последовал за мной и теперь пристраивается с другой стороны. Что ж, если бы глава Дома Солор не пожелала, чтоб мы последовали за нею, она довела бы это до нашего сведения с жесточайшей определённостью. Мне уже приходилось в этом убедиться.
— Ты куда? Зачем одной-то? — уточнил я.
— Серт, поразмысли сам. Солор на военном положении. Если это не так, мне придётся разогнать всех своих людей и заменить их более, скажем так, профпригодными. Но я верю в своих людей. И доказательством того, что они действуют должным образом, могут служить закрытые ворота замка. В мирное время они днём должны быть распахнуты. Охрана цитадели пребывает в полной готовности. Что может сделать дозор замка, увидев движущийся к воротам отряд, пусть и небольшой?
— Поднять тревогу.
— А ещё с некоторой долей вероятности обстрелять этот отряд. Ты же помнишь, личного стяга при мне нет, я его уничтожила. Так что ради безопасности сопровождающих меня людей предпочитаю сперва обратить внимание дозоров лично на себя.
— А сама ты не боишься, что тебя обстреляют?
— Нет, этого не боюсь.
— Почему же?
— Вероятность практически нулевая. Даже если меня не узнают до самого момента начала переговоров, одиночку скорее примут за парламентёра.
— Но мы-то не помешаем?
— Думаю, нет, — усмехнулась она, оглядев сперва меня, а потом и Ниршава.
И, проехав ещё с полсотни метров, спешилась. Мы, её спутники, сделали то же самое. Женщина подала Ниршаву знак, и тот подхватил повод её коня. Свою лошадь я просто бросил — мне казалось куда более важным делом озаботиться безопасностью Аштии. Её упоминание о возможном обстреле заставило кожу буквально съёжиться в ожидании стрелы из лука или арбалета, и взгляд стрелков, которые наверняка сейчас оценивали расстояние до наших бренных тел, ощущался как реальное прикосновение.
Ведь прошьют насквозь, и здравствуй, небо. Прищурившись, я пытался рассмотреть меж зубцов крепостной стены или в бойницах над- и привратных башен кого-то из целящихся бойцов. Конечно, они там есть, но отражающиеся от белых стен лучи солнца слепят. Интересно, потому ли был выбран именно такой материал
Аштия недолго разглядывала кромки стен своей родовой твердыни. Она шагнула вперёд, освободила диск, прикреплённый к поясу, и взмахнула им несколько раз. Не абы как, конечно. Сигналы, которые она передавала, относились к разряду самых простых. «Внимание». «Командование требует полной готовности». «Этим подразделением в настоящий момент командую я».
И застыла в ожидании.
У меня отлегло от сердца. Не может быть, чтоб офицеры её светлости не знали этого универсального языка воинских команд, который к тому же родился именно здесь, в Солор. Его начал разрабатывать прадед Аштии, Мирхат, и закончила её бабка, Джайда, этот факт истории я помнил хорошо. Не может быть, чтоб там, наверху, проигнорировали сигнал, поданный диском главы Вооружённых сил Империи.
Прошло минуты три, прежде чем громыхнул запор, должно быть, огромный, как и створки ворот, потом загудели сами ворота, и женщина зашагала к ним освобождённым шагом. Я буквально чувствовал, как посветлело её лицо, хотя видеть его не мог. И заторопился следом. В конце концов, телохранитель я или как?
Из распахнувшихся ворот выходили и даже выбегали люди, кто-то выстраивался по сторонам подъездного пути, кто-то оставался на пути — видимо, зависело от ранга. Кто-то уже теперь спешил опуститься на колено.
А потом, расталкивая остальных, вперёд вышел мужчина в чёрных доспехах. Конечно, я его узнал. Не мог не узнать. Раджеф Акшанта смотрел на жену таким взглядом, что если бы у меня и оставались сомнения в природе их взаимоотношений, то теперь они улетучились бы все до одного. В этом взгляде была не просто радость или облегчение, а та нежность, которая возвращает лицу и взгляду жизнь. У этой пары всё в порядке в смысле чувств, и гадать нечего.
Сперва он склонился перед госпожой Солор, как перед главой Генерального штаба, но каким-то неуловимым жестом она дала ему понять, что часть официоза можно опустить. Он улыбнулся ей в ответ, а потом, шагнув ближе, обнял. По взглядам окружающих я понял, что подобный поступок по меркам имперских нравов, пожалуй, слишком вызывающий — даже для столь высокопоставленных особ. Но Аштия не возражала. Наоборот, потянулась к супругу. Я ждал поцелуя. Нет, до такого нарушения традиций эти двое всё-таки не дошли. Лишь обменялись парой слов так тихо, что их никто не услышал.
И Раджеф отступил, давая возможность офицерам её светлости поприветствовать свою госпожу.
Я наблюдал за приветствиями, стоя за плечом Аше, и не сразу осознал, что улыбаюсь. От счастья, от облегчения, с надеждой, что теперь всё будет намного более предсказуемым и простым. Да, конечно, идёт война, но в окружении тысяч подготовленных бойцов под командованием стоящих офицеров воевать веселее. Да и надежды на благополучный исход больше.
— Приветствую каждого из преданных мне людей, — звучно, громко произнесла женщина. И добавила тише: — Пусть позаботятся о сопровождавших меня беремских бойцах. Они остались вот там. Ниршав, Серт, — идём.