Мои дорогие мужчины (Наперекор волне)
Шрифт:
Кэм хмуро смотрел на рисунок.
– Значит, теперь я должен разговаривать с ним о собачьих портретах?
Анна вздохнула, повернулась к Кэму, обхватила ладонями его лицо.
– Просто разговаривай с ним. Ты хороший человек с добрым сердцем. Остальное придет.
Внезапно Кэм снова разозлился и схватил ее за запястья. Он не мог понять, почему спокойное понимание, звучавшее в ее голосе, и веселое сочувствие в глазах так нервируют его.
– Я не хороший человек! – Он так крепко сжал ее руки, что Анна поморщилась от боли. – Я эгоистичен, нетерпелив. Я ищу острых ощущений, потому что мне это нравится.
– Всегда полезно понимать себя. Кэм почувствовал легкую панику, но предпочел не обратить на нее внимания.
– Возможно, я обижу тебя прежде, чем все это закончится.
Анна чуть наклонила голову.
– Возможно, я успею обидеть тебя первой. Хочешь рискнуть?
Кэм не знал, рассмеяться или выругаться, и в конце концов притянул ее к себе и крепко поцеловал.
– Давай поедим в постели.
– Так и было задумано, – спокойно ответила она.
К тому времени, как они добрались до спагетти, еда остыла, но это не помешало им наброситься на нее с волчьим аппетитом.
Они сидели друг против друга на постели, скрестив ноги, сталкиваясь коленями. Горели свечи. Кэм набил рот макаронами и зажмурился от удовольствия.
– Отлично, черт побери!
Анна ловко намотала макароны на вилку и откусила.
– Ты еще не пробовал мою лазанью.
– Надеюсь попробовать.
Расслабленный, умиротворенный, Кэм лениво достал из плетеной корзинки хрустящий тост, разломил и передал ей половинку. Обведя взглядом спальню, он заметил, что она сильно отличается от остальных помещений квартиры. Здесь Анна не стремилась к простоте и практичности. Необъятная кровать с изголовьем из кованого железа – романтической аркой с легкомысленными завитушками; нежно-розовые простыни и пуховое одеяло, обтянутое скользящим атласом бронзового цвета, дюжина пухлых разноцветных подушек. Старинный массивный комод из красного дерева поблескивает свежим слоем лака. На комоде – множество красивых баночек и бутылочек, щетка с серебряной ручкой. Над комодом – большое овальное зеркало. Изящный туалетный столик, пуфик с оборками – почему-то именно такая мебель всегда казалась Кэму невероятно сексуальной.
Огромная медная ваза, полная высоких причудливых цветов, стены увешаны картинами, на окнах – шторы того же бронзового цвета, что и покрывало.
«Это комната Анны, – лениво подумал Кэм. – Остальная квартира принадлежит мисс Спинелли. Чувственность и практичность. И то, и другое очень идет ей и прекрасно в ней уживается».
Кэм потянулся к бутылке, оставленной рядом с кроватью, подлил Анне вина.
– Пытаешься споить меня?
Кэм ухмыльнулся. Спутанные волосы, соскользнувший с одного плеча халат, насмешливые глаза…
– Зачем? Ты и так хороша. Хотя было бы интересно…
Анна улыбнулась, пожала плечами, отпила вина.
– Не хочешь рассказать мне о том, как провел день?
– Сегодня? – Кэм театрально содрогнулся. – Кошмар!
– Неужели? – Анна накрутила очередную порцию макарон на вилку и скормила ему. – Хочу знать детали.
– Поход по магазинам. Обувь и все такое. Ужас! – Когда Анна рассмеялась, Кэм почувствовал, что и его губы расплываются в улыбке. Господи, как чудесно она смеется! – Я заставил Этана и Филипа поехать с нами. Будь я проклят, если бы согласился принять весь удар на себя! Парень сопротивлялся до последнего. Можно подумать, я собирался купить ему смирительную рубашку, а не кроссовки.
– Очень многие мужчины не в состоянии оценить все прелести целенаправленного посещения магазинов.
– Вот в следующий раз ты и поедешь. Зато я успел осмотреть здание у залива. Мы сначала побывали там, а потом уж поехали в торговый центр. Подойдет.
– Для чего подойдет?
– Для бизнеса. Судостроительного.
Анна отложила вилку.
– Ты, похоже, настроен серьезно.
– Совершенно серьезно! Здание действительно неплохое. Конечно, над ним придется поработать, но арендная плата вполне приемлемая… особенно если учесть, что мы заговорили хозяину зубы и заставили заплатить почти за весь ремонт.
– Вы в самом деле собираетесь строить яхты?
– Конечно! Бизнес позволит мне сбежать из дома и в то же время спасет от дурного влияния улицы. – Анна не улыбнулась, и Кэм пожал плечами. – Да, я думаю, что это меня устраивает. Пока, во всяком случае. Мы построим яхту для клиента, которого подыскал Этан, а там посмотрим.
– Как я понимаю, вы подписали договор об аренде.
– Правильно понимаешь. Есть возражения?
– Можно было бы напомнить об осторожности, предусмотрительности, деталях.
– Я оставляю осторожность и предусмотрительность Этану, а детали – Филипу. Если не получится, мы потеряем несколько баксов и немного времени.
«Вот такой он и есть: угрюмый, дерзкий, упрямый… И вспыльчивость очень ему идет», – размышляла Анна.
– А если получится? Об этом ты думал?
– Что ты имеешь в виду?
– Если получится, ты окажешься связан еще одним обязательством. Это входит у тебя в привычку. – Теперь она рассмеялась: уж очень раздраженным и удивленным он выглядел. – Забавно будет спросить, как ты себя чувствуешь, месяцев через шесть, – Анна наклонилась к нему и чмокнула в губы. – Как насчет десерта?
Ноющая тревога, вызванная словом «обязательство», исчезла, как только ее губы легко коснулись его губ.
– А что на десерт?
– Пирожные, – ответила она, составляя тарелки на пол.
– Хорошо.
– Или… – глядя ему в глаза, Анна развязала пояс, халат соскользнул с ее плеч, – я.
– Еще лучше, – согласился Кэм и не сопротивлялся, когда Анна притянула его к себе.
Шел четвертый час ночи, когда Сет услышал шум мотора на подъездной аллее. Он спал, но ему снились сны. Плохие. Возвращавшие его в одну из тех вонючих каморок, где грязные стены – тоньше рисовальной бумаги – пропускали все звуки.
Звуки секса – хрюканье, стоны, скрип матрацев, отвратительный смех его матери, обкурившейся наркотиками. Когда ему снились эти сны, он всегда просыпался в холодном поту.
Иногда среди ночи мать подходила к пахнущему плесенью дивану, где Сет пытался найти покой. Если у нее было хорошее настроение, она смеялась и тискала его. Будила, лишая и без того беспокойного сна, вновь бросая в запахи и звуки страшного мира, от которого Сету так хотелось убежать.
Если же настроение было плохим, мать дралась и ругалась, а потом бросалась на пол и рыдала как сумасшедшая.