Мои друзья - кошки

Куклачев Юрий Дмитриевич

Рис. 19

Что же делать? Решившись, я нажал кнопку вызова стюардессы.

– Вы не могли бы разрешить мне выпустить животных? Они, очевидно, плохо переносят полёт взаперти.

Девушка улыбнулась:

– Вообще-то у нас это запрещено. Пойду спрошу командира корабля. Может быть, в порядке исключения...

Вскоре она появилась снова. Вместе с ней ко мне подошёл высокий лётчик с большими полосками нашивок на погонах.

–

Так что у вас?
– спросил он.

– Да вот, мои артисты разволновались, - сказал я.
– Они ещё ни разу в жизни не летали на самолёте, тем более на такое расстояние. Вот и перепугались, кричат...

– А вы кто же будете?

– Клоун. Еду на гастроли.

Командир самолёта посмотрел на меня и широко улыбнулся:

– Клоун? Что ж, весёлая профессия. Надо помочь вашим артистам. Если, конечно, пассажиры не будут возражать.
– И, обернувшись к салону, спросил: - Как, товарищи, не возражаете?

– Согласны!
– раздалось с мест.
– Пусть гуляют. Не возражаем.

А мой сосед добавил:

– Клетка есть плохо. Они желайт свободы, они желайт видеть небо.

Обрадованный, я открыл дверцу домика. Прямо к ногам командира корабля выкатились два белых взъерошенных клубочка. На мордочках их читалось отчаяние: гул машины, непривычная обстановка - всё вызывало у них страх.

Наверное, всем людям свойственна любовь к животным, а мои питомцы не могли не вызвать улыбку. Пассажиры смеялись, наблюдая, как Стрелка и Паштет недоуменно озирались по сторонам, дрожа обнюхивали кресла, царапали ковровую дорожку салона, не переставая при этом попеременно то мяукать, то лаять.

Я успокаивал их как мог. Помогали мне в этом все, но особенно старался мальчик, сидевший неподалёку. Встав со своего места, он подошёл ко мне и попросил разрешения покормить моих питомцев. Мы познакомились. Его звали Эрнестито, и он вместе со своими родителями, дипломатическими работниками, летел домой на Кубу. Мальчику было лет двенадцать. Смугленький, одетый в форму кубинских пионеров - голубую рубашку и такие же брюки, - он на всём протяжении полёта не отходил от животных ни на шаг. Бегал вместе с ними по салону, поил их молоком, которое принесла заботливая стюардесса.

Животные заметно успокоились и скоро забыли обо всех своих тревогах.

Гостеприимные кубинцы

Прошло несколько часов. И вот, наконец, в салоне вспыхнула надпись: "Пристегнуть ремни". Самолёт начал снижаться. Я водворил Стрелку и Паштета на их места, а сам прильнул к иллюминатору. Далеко внизу проступили чёткие очертания земли, окружённой аквамариновой водой с белыми барашками прибоя. Куба!

...Провожали нас все пассажиры самолёта. Когда мы уже садились в ожидавшую нас машину, ко мне подбежал Эрнестито:

– Можно, я приду к вам в цирк?
– робко спросил он.

– Обязательно приходи. И друзей приводи. Я и Стрелка с Паштетом будем очень рады тебя видеть.

Он помахал нам рукой. Машина тронулась. Позади остался аэропорт Хосе Марти, названный так в честь кубинского национального героя, и через полчаса мы въехали в Гавану. Автомобиль мчался по широким проспектам, вдоль которых выстроились вереницы

белых домов, освещённых заходящим солнцем. Наступал вечер, и на улицах было много народа. Люди сидели на террасах открытых кафе, утопающих в зелени, прогуливались по набережной, откуда открывался чудесный вид на море. Но вот машина свернула в переулок и остановилась перед высотным зданием гостиницы, где нам предстояло жить все дни гастролей.

Утром я проснулся от ярких лучей солнца, заливавших комнату. Стрелка и Паштет уже давно проснулись и бегали по номеру, обнюхивая все углы. Я подошёл к окну. Отсюда, с высоты двенадцатого этажа открывалась прекрасная панорама. Невысокие дома перемежались со стеклянно-алюминиевыми небоскрёбами, вдали виднелись горы, покрытые густой зеленью, по улицам и площадям скользили сотни автомашин и автобусов. И над всем этим царствовало море, до которого было рукой подать.

До первой нашей репетиции оставалось ещё несколько часов, и я первым делом решил искупаться, тем более что термометр, укреплённый за окном, показывал двадцать семь градусов тепла. Посадив Стрелку и Паштета в их домик, я вышел с ними на улицу, спустился вниз по переулку и очутился на набережной, ведущей к песчаному пляжу. Удивительно: на пляже не было ни одного человека. Попробовал воду - тёплая. "Наверное, все на работе", - подумал я и, быстро раздевшись, выпустил Стрелку и Паштета.

– А ну, кто купаться?

Стрелка, конечно, осталась на месте, важно развалясь на тёплом песке, а Паштет рванулся за мной. Мы погрузились в воду. О ужас - она оказалась ужасно солёной! Было такое ощущение, будто плаваешь в огуречном рассоле. Я отплёвывался, Паштет фыркал за моей спиной. И всё-таки мы поплыли вдоль берега.

Вдруг я заметил, что на пляже начали собираться люди. Они о чем-то громко разговаривали, оживлённо жестикулируя и показывая на нас пальцами. "Наверное, их привлекла Стрелка, - подумал я.
– Ох уж эта популярность!"

Пришлось вылезти на берег. Пока я вытирался, от группы людей отделился молодой парень и, подойдя ко мне, что-то быстро сказал по-испански.

– Не понимаю. Я - русский.

– О, руссо!
– вскричал он, и люди, собравшиеся на пляже, улыбаясь, затараторили:

– Руссо, руссо!

К нам подошёл ещё один человек.

– Я знаю по-русски, - сказал он с лёгким акцентом.
– Я учился в Москве, в университете. Вы из Советского Союза?

– Да, - обрадованно кивнул я в ответ.
– Мы прилетели вчера вечером. Будем выступать в цирке.

– Цирк? Вы из цирка?
– улыбнулся он и перевёл мои слова столпившимся вокруг кубинцам; те тоже заулыбались и захлопали в ладоши.- Но как вы можете купаться в такой холод? Вы же заболеете.

– Холод?
– удивлённо переспросил я.
– Но ведь на улице очень тепло.

Он опять перевёл мои слова, и все вокруг засмеялись.

– У нас сейчас зима, - пояснил мой добровольный переводчик.
– Мы считаем, что очень холодно, чтобы купаться.

Действительно, на календаре был январь. У нас на родине повсюду лежал снег, бушевали метели, стёкла расцвечивались морозными узорами. А здесь ярко светило солнце, зеленела трава, благоухали цветы. Какая же это зима?