Мои друзья скандинавы
Шрифт:
Ознакомившись с его тезисами, Ленин писал: «Безусловно настаиваю, чтобы реферат дали ему и только ему… непременно на этом конгрессе. Необходимо.
Он знает и думает… Польза будет гигантская»…
Делегаты проголосовали и за тезисы доклада Куусинена, и за избрание его в Исполком Коминтерна. И в этом, как тогда называли, штабе мирового коммунистического движения он работал, отдавая делу всю свою душу, бессменно больше четверти века, наравне с такими своими друзьями и соратниками, как Антонио Грамши и Пальмиро Тольятти, Димитров и Коларов, Бела-Кун н Юрье Сирола, Сен-Катаяма и Морис Торез, Эрнст Тельман и Вильгельм Пик.
…Только вот кто был второй член экипажа «Энгельбректа», не знаю. Птица запамятовал. Один раз кажется — это был сам адвокат Хелльберг, другой — капитан Эфраим Эриксон, но твердо поручиться он, мол, не может.
А встретил я Птицу несколько лет назад в Гётеборге, в Союзе шведских моряков. Этот человек в белоснежной сорочке и завязанном с тщательной небрежностью галстуке, без пресловутой «шкиперской бородки», без трубки-носогрейки, больше похожий на профессора, чем на одного из лидеров Союза шведских моряков, рассказывал о работе Союза моряков, о своей жизни, в которой походы юнгой на «Эскильстуне» или «Энгельбректе» были эпизодами его юности.
Но, увлекшись рассказом о встрече с тем, кого товарищи называли Птицей, я чуть не забыл сказать, что путешествие на «Беляночке» и в самом деле было предсвадебным. Айно и Вилле, разными путями вернувшись в Петроград, вскоре поженились там. Брак их, сцементированный общим делом, до самого дня гибели Вилле был счастливым. Не сказал я также н о том, что Вилле и Отто, сыграв десятки шахматных партий в разных городах и странах, где им довелось побывать вместе, так и не установили, кто из них имеет право на звание чемпиона «обетованного острова». Счет очков неизменно был равный.
— Оказывается, я понравилась Вилле еще при первом нашем знакомстве, когда была кассиром Финского банка и ему не раз приходилось со мной иметь дело. Ведь в революционном правительстве он ведал финансовой частью железных дорог. А когда мы плыли на «Беляночке», он решил, что или я буду его женой, или никто! А я-то и не догадывалась тогда об этом, — немного смущаясь, вспоминает Айно. — О, в выражении чувств Вилле был настоящим старомодным финном… — говорит она.
Нет, не погас в ее сердце пламень, вспыхнувший в дни побега.
А с дочерью ей пришлось встретиться не через пять, а через тридцать пять лет, когда Айно, уже не скрываясь, съездила на побывку в Финляндию, окруженная там уважением и признательностью товарищей, так же, как и она, трудившихся, чтобы восторжествовали в Суоми демократические основы жизни. Дочке, ткачихе на текстильной фабрике в Васе, было тогда уже за сорок… А самой Айно сейчас, когда я заканчиваю эту хронику, неужели ей восемьдесят четыре?!
Правда, устает она сейчас быстрее, чем раньше. Но ни разу еще не ходила к врачам. Впрочем, медики теперь сами приходят к ней в московскую квартиру на Беговой улице, чтобы выведать, как до таких, что называется, преклонных лет можно сохранить жизненную силу и здоровье.
— Для этого, — отвечает Айно Пессонен, — надо каждый день, как это делаю я, подыматься пешком на восьмой этаж!..
Но я, признаюсь, не верю в действенность ее совета… И это, пожалуй, единственно недостоверное в безыскусно правдивых рассказах женщины, носящей имя, прославленное рунами «Калевалы».
ДОРОГА ЖИЗНИ
С маляром Калле Юссила, специалистом по окраске автомобилей, познакомил меня его пасынок Эса, секретарь Демократического союза молодежи поселка Вартиокюля, под Хельсинки.
— Мне трудно говорить о нем как об отчиме, он скорее мой приятель, — признался Эса.
Впрочем, расскажу по порядку. Мы сдружились с Эса летом, во время моей поездки по Финляндии. И в каждом городке он тянул меня на какую-нибудь танцевальную площадку и всегда сравнивал ее с залом для танцев своего Рабочего дома в Вартиокюля.
— Если так получилось, что путь к душе молодежи идет через ноги — через танцы и спорт, — надо сделать все, чтобы и этот путь приводил к нам. А если мы будем стоять в стороне и только свысока возмущаться узостью идейных запросов молодежи, то этот же путь уведет ее от нас. Вот! — закончил Эса, словно продолжая прерванный спор с неизвестным мне противником.
— А как это происходит? — перебил я Эса.
— Начинаем, казалось бы, с мелочей. У нас в клубе, в комнатке перед залом для танцев, на столах лежат рабочие газеты, брошюры, на стенах — плакаты с лозунгами дня. В перерывах между танцами ребята подходят к столу и листают газеты. Сначала заглядывают, конечно, только в отделы спорта и происшествий, а затем втягиваются, привыкают читать именно эти газеты, считать их своими. И, между прочим, замечаешь, какой паренек посерьезнее. Попросишь его помочь поддерживать порядок, подежурить в клубе… Дашь прочитать книжку, поговоришь по душам. Глядишь, уже в активе, занимается в кружке политграмоты… Когда мы с матерью, сестрой и отчимом приехали в Вартиокюля, тут насчитывалось всего пять комсомольцев. Теперь семнадцать, а к концу года станет тридцать. И я уже знаю, кто именно. А с будущего года дело пойдет еще лучше.
Танцы Эса любит не только теоретически. Стройный, широкоплечий, он сам отлично танцует и, кажется, даже увлечен «агитационной работой»… Кстати, не надо забывать о том, что чистый доход от танцев составляет немалую часть бюджета демократических организаций.
— Но никогда так много не танцевали, как зимой пятьдесят шестого года, в дни всеобщей забастовки, — как-то рассказывали мне в Демократическом союзе молодежи.
Чтобы бастующая молодежь не толпилась на улицах, во избежание разного рода провокаций и схваток, с самого утра и до позднего вечера на танцевальных площадках, принадлежащих рабочим организациям (вход был бесплатный), играли оркестры и шли танцы.
Но стоило распорядителю громогласно объявить, что у такой-то бензоколонки появились штрейкбрехеры или на такой-то улице хотят смять пикет, музыка умолкала, юноши немедля отставляли своих партнерш и устремлялись на место происшествия, «наводили порядок» и возвращались обратно. Танцы продолжались!
Не сумев отвлечь молодежь от летних «коммунистических» танцевальных площадок на свои, правые социал-демократы делают все, чтобы и тут помешать левым организациям.
Когда в Куопио летом в городском саду, на окраине города, я любовался высокой, круглой, пахнущей свежей сосной беседкой, построенной рабочими во внеурочные часы, чтобы было где потанцевать молодежи, мне рассказали, что муниципалитет хочет прикрыть эту танцевальную площадку, потому что музыка, видите ли, мешает отдыхать людям, живущим поблизости. Узнав об этом, жители близлежащих кварталов представили петицию о том, что музыка с площадки почти не доносится до них и, во всяком случае, нисколько не мешает им. Неизвестно еще, как отнесется муниципалитет, «оберегающий спокойствие» этих граждан к их петиции.