Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
На моих глазах несомненная духовная одаренность моих крестников выветривалась из их душ, они черствели и как-то мельчали в своих поступках и эгоистических предпочтениях. Сам Христос сказал: «Кто не собирает со Мною, тот расточает» [33] . Господь судил мне не однажды побывать во Святой Земле, много раз молилась я о вразумлении крестников на Гробе Господнем в Храме Воскресения в Иерусалиме. Пришлось паломничать и в тот монастырь у берега Иордана, который основал преподобный Герасим. Когда я рассказывала маленьким племянникам о льве старца Герасима, то и не подозревала, что он существует доныне вот уже полтора тысячелетия. Так хотелось рассказать
К удовольствию своей матери Тата и Паша больше не стремились в церковь как раньше. Да что там не стремились – почти забыли о ней, как о милом детском увлечении. Родные крестники больше не слушали моих советов, если я старалась вразумить, узнав, что где-то они поступили или хотят поступить не по-христиански. Мои советы их раздражали теперь. Наконец, Тата сказала прямо в лицо:
– Теть, не лезь в мою жизнь. Сама знаю, как надо…
– Помоги Бог, – только и могла ответить я с большой грустью.
После этого и начались в нашем семействе разного рода несчастья. Бог посылал жесткие предупреждения, чтобы мои крестные дети опомнились, не до конца забыли своего Творца. По этой, видимо, причине случилась 31 августа авария, в которой чудом не погибли Паша и отец. Но если и внимали этим Божиим вразумлениям участники событий, то ненадолго и несерьезно…
Тата вышла замуж, но венчаться с мужем отказалась, да, собственно, и не имело смысла: мужа она себе выбрала неверующего. Своих первенцев молодые пары крестили, но меня племянники даже не известили об этом важном событии, узнала об этом от других. Проглотив обиду, я все время пыталась найти оправдание неродственному ко мне отношению, радовалась, что крестники все-таки завели нормальные семьи, воспитывают детишек. Надежда, что не так все плохо с их душами, не оставляла меня…
Пока не случилось событие, что называется, из ряда вон, произошедшее после смерти отца. Авария сделала отца полулежачим инвалидом, сократив его годы жизни. В наш березовский дом на все лето теперь приезжала только я, остальные члены семьи – очень редко и наездами. Дом уже не имел того ухоженного и солидного вида, какой был при отце: скважина забилась, нечем было поливать цветы и кой-какой теплившийся еще огород, территория зарастала деревьями, некогда знаменитая на всю деревню теплица совсем обветшала, обвалились крыша и стены кирпичного гаража, через который входили внутрь дома. По мере сил занималась ремонтом и благоустройством теперь одна я. Но я любила дом, в котором провела много летних отпусков, и надеялась, что когда чуть подрастут четверо младенцев Таты и Паши, наша семья снова соберется в огромном доме, стоящем на тридцати сотках. Каждому будет, чем заняться…
Мечтала я мечтала, но однажды приехала на дачу сестра с новым мужем и тон их разговора мне сразу очень не понравился. Я рассказала, что, несмотря на отсутствие воды и жаркое лето, сделала пару новых грядок сортовой клубники – детей ведь прибавляется.
– А тебе кто-то разрешил здесь грядки разбивать? – нагло, в упор спросил мужчина, которого я видела в жизни второй раз.
– А ты, собственно, кто? – парировала я.
– Он, собственно, мой муж, – в тон ему ответила сестра.
– Совет да любовь! – пожелала я. – Но пока штампа в паспорте не видела и на свадьбе не гуляла…
– Без штампа обойдемся. И вообще с тобой жить невозможно.
– Со мной? – обалдела я.
– Да, с тобой! Твои проповеди всех достали, ты все время какие-то скандалы затеваешь! – металлическим голосом сказала сестра.
– Я – скандалы?
– Ты вообще-то не замечаешь, каким тоном ты со всеми разговариваешь? – стала выговаривать она мне, как нашалившей школьнице. – Мы приезжаем отдохнуть, а тебе все время то это не так, то другое…
– Ты, случаем, не заболела? – попыталась я прекратить поток ее сознания. – А гараж когда чинить будем? Некрасиво со стороны выглядит, да и ворам ничего не стоит досочки перепилить…
– Значит, так, – наконец открылась вся тайна. – Эта дача теперь принадлежит Паше. И ты приехала сюда последний раз. Ясно?
– Это что, теперь так шутят?
– Слушай внимательно, – грубо сказал муж. – Хозяин этой дачи Паша, и он не хочет, чтобы ты приезжала сюда, когда его семья будет здесь отдыхать.
– Вообще-то это моя вместе с младшей сестрой наследная дача. При чем здесь Паша?
– При том, что бабушка дала на нее дарственную Паше, – разъяснила сестра. – Дед всегда говорил, что дача достанется Паше, как главе нашей семьи.
– Вранье… – сказала я бессильным голосом. – Мать еще вроде не умерла, чтобы искать нового главу и делить наследство… И отец никогда при мне такого не говорил.
– А при мне сказал, – с торжеством глядя мне в глаза, ответила сестра и достала из сумки гербовую бумагу, где черным по белому было прописано, что Паша, мой племянник и крестник, теперь действительно хозяин березовской общей дачи.
Мне сделалось так плохо, что казалось умру. Но я еще спросила:
– А почему вы меня-то не предупредили, что такое задумали?
– С чего ты взяла, что мы должны тебе что-то говорить? – сказал сожитель сестры.
– Действительно, никто не предупреждает, что хочет всадить нож в спину, – еле выговорила я и выбежала из кухни, на которой мы сидели.
Чтобы успокоиться, я сделала несколько кругов вокруг поселка. Потом забежала порыдать к мудрой Ольге Ивановне. Я даже молиться не могла.
– Бога не боятся, что с них взять, – грустно сказала она, услышав о неслыханном и покачала головой. – И крестник твой хорош гусь оказался. Не ожидала от него, нет… Ай-яй! Сколько ж ты в него добра вложила… Не привилось, что ли? Все ведь в поселке помнят, что твой Пашечка бегал за тобой как ниточка за иголочкой…
– Я просто… просто даже не знаю, что сказать, – опять заплакала я. – Не могу без Березова, без вас…
– Мать-то твоя на такое решилась, зачем? Чтобы сестер навек поссорить. Ай-яй! – все время приговоривала Ольга Ивановна, от растерянности.
– Видимо, у нее такой склероз, что любую бумагу подпишет. Я же не могу с ней жить. Из Москвы не наездишься. Вот они власть и взяли.
– Ай-яй… – Ольга Ивановна поначалу не знала, как меня и утешить, но потом заявила. – Это против Бога они затеяли. Не боятся Бога ни чуть-чуть, ай-яй… Давай-ка мы с тобой кагорчика тяпнем, ты совсем что-то бескровная на лицо стала. Только я порадовалась, что ты вроде запохожилась на человека после своей Москвы. А тут… ай-яй. Не надо так переживать, Наташечка, душа моя, – она быстро встала и достала из-за занавески красивую бутылку. – Мне как раз зять привез. Просила, чтобы получше купил… На Казанскую хотели ж собраться, а тут, вишь, внеочередной Первомай с демонстрацией. Слышишь: демон… Ай-яй!