Шрифт:
В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/photo-3344606/
От автора
Моя жизнь – это театр.
Театр неискусственных эмоций
и неподдельных чувств.
Уважаемый читатель, книга содержит множество вымышленных событий, строений, учреждений, людей, но все они, целиком и полностью отражают действительность. Во время чтения, уделите большое внимание мелочам. Надеюсь, что
Пролог
Россия. 2025 год.
Плацкартный вагон. Лето. Июль. Жара. 33 на термометре. А он еще и в тени. Воняет курицей, дешевым парфюмом, старческим потом и выпечкой. На улице невыносимо. Здесь нет. Свежо, прохладно. Вагоны новые, а запахи старые. Куча кондиционеров им не помеха. Кажется, им не помеха даже ядерная война. Да хоть что.
Времена поменялись. Теперь можно ехать у туалета и не бояться, что кто-нибудь хлопнет дверью или заденет, в порыве сдавленного мочевым пузырем движения, твою, свисающую со спального места, ногу. Кровати стали длиннее, проходной коридор чуть уже, новые двери совсем перестали издавать звуки. Закрывались медленно, плавно. Открывались тяжело и натужно.
Народу есть, о чем посудачить. Они играют в нарды, шахматы; молодежь увлекается покером и игрушками на планшете. Категория 40+, в перерывах, за разговорами яро обсуждает то, как заботится о них государство, отламывая ножку от, завернутой в лаваш, курицы-гриль и надкусывая до самой кости, так, что жир стекает по подбородку. Президент подносит на блюдечке новые льготы, увеличивает зарплату на тысячу-другую, вводит в эксплуатацию новые поезда.
– И это все при нашем-то, тяжелом положении с госбюджетом! – поднимает вверх указательный палец мужчина, оснащенный двойным подбородком, заложенным носом и куриными волокнами между зубами.
Я сижу напротив и внимательно его слушаю. Он снова подносит ко рту мертвую жирную птицу. Что-то бубнит. Разобрать трудно. Да я, если честно, и не пытаюсь. За пятнадцать минут в его обществе, мне удалось узнать запредельное количество политинформации. Сколько и куда уходит у нас сырья, как распределяется господдержка для малого и среднего бизнеса, почему нам так нужен демографический всплеск, а также отказ от консерватизма. Якобы, он тащит нас в прошлый век и не дает развиваться. В общем, геев просит он узаконить, а детям с первого класса преподавать азы сексуальной жизни. Как на западе. Откровенно. Без всяких подводных камней.
– Но у нас совершенно иной менталитет, – перебиваю я, не желая с ним соглашаться. – Нам нельзя так. Для русского человека все вышеперечисленное – аморальное, неприемлемое. Зачем же внедрять это?
– Затем, что меняется время. С прогрессом приходят иные ценности. Молодежь сама всего этого хочет. Вот только стесняется старшего поколения.
– Это потому, что мы неправильно их воспитываем. Даем слишком много свободы, вот они и поддаются дурацким соблазнам. Кому отдавать в руки будущее? Извращенцам?
Жирдяй мотает головой из стороны в сторону и снова жует лаваш. Мне хочется встать и уйти. Не устраивать с ним дискуссии. Но я сижу. Жду. Не время.
– А мне кажется, вы не правы.
– И в чем же? – отвечает мужчина с набитым ртом.
Я вздыхаю.
– Так было всегда. Мы слушали разную музыку, предпочитали различную кухню…
– И что?
– А то, что в Южной Африке всю жизнь бедствовали; в Монако же, в это время, расплачивались карточкой с безлимитом. В Катаре носили абайю, а на пляжах Копа Кабана, в Бразилии, выходили к воде в белых стрингах. Мы все мыслим иначе, живем иначе – так было на протяжении многих веков. Для чего же сейчас пытаться все изменить?
– Мы стали умней, мудрей. Для того и нужно.
– А, по-моему, мы превращаемся в зомби. Глобализация – яд. Всем не выжить. Арифметика очень проста.
– Не смей так говорить! – стукнул он кулаком по столу так, что курица взметнулась на несколько сантиметров и приземлилась мимо тарелки.
Его глаза наливались кровью, как у быка, бегущего за тореро. Он смотрел на меня секунд десять. Угрожающе. Злобно. Коварно. Потом перевел агрессивные очи наверх и замер. Его взгляд тут же преисполнился честолюбием. Я бросила взор туда же.
Над моей головой воспарял маленький телевизор. Качество отменное. 4К. Канал «Россия 1». Начиналась прямая линия с президентом. «Как совпало», – подумала я и все же решилась подняться, чтобы пойти покурить, оставляя этого политолога один на один с верховным главнокомандующим.
Курить нужно идти в тамбур. По старинке. Только теперь, в эпоху технического прогресса, в нем появилась незатейливая наклейка с надписью: «Место для курения». Мол, а раньше никто этого не знал. Все сюда шли тупо по интуиции. Ага.
Устремляясь вдаль коридора, я еще не раз оглянулась, чтобы увидеть хоть какую-то реакцию своего недавнего собеседника на мое отчуждение. Но нет. Он все так же мирно сидел и поглядывал в монитор, нависший над моим спальным местом. «Зомбак», – выразилась я вслух и зашла в «курилку».
Здесь уже был народ. Ну, как народ. Два человека. Парень в спортивном черном костюме с белыми вставками, кашляющий после каждой затяжки и женщина. Женщина была скрытная. У нее было старое пальто, как у Фрекен Бок, шляпа с полями, лежащая прямо на длинном, остроугольном носу и черная сумка, в которой, наверняка, лежала Матильда. Женщина делала тяжки длинные, крепкие. Выдыхала все через нос. Парень успевал кашлянуть три раза, пока тлела в губах ее сигарета. Я прикурила от зажигалки, подошла к окну и облокотилась на толстые поручни. Курильщики меня будто и не заметили. Парень вскоре потушил свой бычок о железную дверь, бросил в местную пепельницу и вышел. Мы остались вдвоем. Я и потрепанное песочное пальто в шляпе.
– Привет, – раздался тонкий приятный голос из-под полей.
Я затянулась и встала прямо. А то не этично как-то.
– Привет.
– Далеко едешь? – спросила она.
Ее очи по-прежнему были спрятаны.
– В Крым.
– Отдыхать?
– Вроде того.
– Вроде того?
Выдыхаю дым в потолок.
– Я журналистка. Пишу о восприятии народом разных регионов нынешней власти.
– И как? Получается?
– Не всегда.
Женщина тушит сигарету и поднимает шляпу. Ее глаза – карие, большие, глубокие. В них можно утонуть, но я сегодня была в жилете.