Мои Милфы
Шрифт:
– Давай! – сказал кто-то молодому «Груше» из комнаты справа, я узнал голос Миранды.
«Это Леня, муж». – понял я.
Леня наклонился, сделал какое-то движение внизу, снял что-то, потом протянул руку в сторону комнаты.
Я пронесся по коридору быстро, насколько мог, но тот предмет уже исчез. Саму Миранду я тоже не увидел, ее фигура уже скрылась, зато рассмотрел Леню. Пестрый вязаный свитер, не такая уж, как могло показаться издалека, грушеобразная голова, обычный лысеющий череп еврейского юноши, покатые плечи, никогда не знающие физической нагрузки, кривоватые ноги, короткие руки с маленькими кистями, узковатыми к ногтям, узковатыми пальцами.
Что она в нем нашла!? – искренне удивился я.
Но, в Лене, если не обращать внимание на внешность, что-то все-таки было. Синий огонь вокруг и… если ее дед был темно-медовым, как догоревшие дрова, то Леня был острым и точным пламенем, как горелка, которая может резать все, что угодно, если ее направить.
Носок! – вспомнил я и понял, что Леня передал Миранде. – У него был рваный носок. Так это… их встреча после книжной выставки!?
– Вот. – из темноты комнаты, показалась Миранда.
Я отпрянул. Так она была похожа на Миранду из моего времени. А, Леня протянул руку, взял носок, выдавил «спасибо», но не стал одевать.
– Не одевай пока. – сказала Миранда, опять вступив в темноту.
Леня, кажется, замотал головой-грушей, потом сделал какое-то движение и накренившись всем телом, не вошел, а провалился в черный прямоугольник комнаты, где стояла она. Со стороны было видно, что его «грозовой» свет еще какое-то время горел, пока полностью не смешался с темнотой и не стал мягче, желтее и краснее.
Так погиб служитель науки Леонид и родился бизнесмен Леня.
А я понял, кое-что важное: Леня только на первый взгляд противоположность дедушки Миранды, на самом деле…
***
– И что мне делать с Леней? – первое, что спросила Миранда, за завтраком.
– С Леней?
После ночной репрезентации многое, почти все, стало понятно. Разочарование в путешествиях, почему оставила карьеру, в которой были и смыслы, и свобода, что не так с дедушкой и почему он скрытая контр-фигура, а муж Леня, наоборот, поэтому с мужем все хорошо, при кажущемся противоречии.
Но, неужели Миранда тоже поняла все это, и ее вопрос «что делать с Леней», на самом деле означает: как Леня оказался в ее жизни?
– Может быть, это бунт «за дедушку»? – ответил я, чувствуя, одновременно легкость и усталость, странное ощущение, которое не хотелось портить психотерапевтическими ужимками из разряда «а что ты чувствуешь…».
– За дедушку? – удивилась она, поставив ударение на «за».
– За и против.
– Ну а… может, ты все усложняешь?
– Неожиданно.
– Посмотри… – и Миранда достала ежедневник, добротный, но побитый жизнью.
«Со времен работы журналистом. До сих пор носит. Хотя по размеру, явно не для дамской сумки». – понял я.
Вытащила из внутренней части обложки, как из потаенного места, два прямоугольника, поставила, прислонив к кофейнику с двух сторон. В отблеске никелированной поверхности, казалось, что у людей на фотокарточках, живые, по крайней мере, анимированные глаза. И обе пары глаз смотрят на меня с подозрением, а может и враждебностью: Что ты тут собрался делать?
На одной был, на первый взгляд, невзрачный тип, с глазами навыкате, жидкими волосами, фигурой похудевшего Карлсона, но со взглядом, без сомнения, выражающим чрезвычайный ум и внимательность.
«Леня, муж». – понял, заметив только одну ошибку по сравнению с тем, что увидел «там». В реальной жизни, Леня, достигнув пятидесяти, не стал лысым, сохранил эти струящиеся, жидкие волосы, теперь уложенные в аккуратную прическу. В остальном, совпадал полностью.
Со второй карточки на меня смотрел настоящий тигр, но не в том виде хищничества, когда зверь всех вокруг убивает, а в вальяжном – когда добыча достается без убийств.
И опять, была только одна неточность. У дедушки Миранды волосы на голове были не копной, а с двумя лысоватыми частями, которые не отталкивали ущербностью, даже, не умаляли тигриности образа, вызывая ощущение, как если бы эти два куска выдрал другой хищник, в долгой, яростной схватке. Не залысины, а шрамы борьбы.
– Дедушка и муж… – сказал я, Миранда кивнула. – А они встречались?
– Нет. Дедушка умер за два года до того, как я встретила Леню. И хоть ему уже тогда было семьдесят четыре, а все равно обидно. Ты знаешь, что…
Дальше я не слушал, не мог. Я смотрел на карточки, светящиеся, бликующие. Изображения то собирались, то размывались, становясь сепией.
Две противопоставляемые фигуры… так ли? Конкуренция есть, да… дедушка давал советы по поводу будущего мужа, а Леня наверняка ревновал ко всем рассказам «как мы с дедушкой» и «какой дедушка был». Даже я ревновал во время сессий в кабинете, значит и он тоже.
Миранда наверняка и хотела, чтобы мужчины, дорогие ей, ревновали – вот таким образом, а может, она хотела не ревности, а сравнения. Рассказывая другим мужчинам про дедушку, смотря на реакцию, она сама сравнивала. Сравнивала и проверяла! Вот так, в режиме «реального времени», кто круче?
А тут, Леня! Который оказался совсем другим, противоположностью. Но и противоположностью какой-то странной. Почему так? Потому, что надо было свергнуть дедушку?
Свержение началось во время испанской поездки и завершилось, когда Миранда взяла носок Лени, ее будущего мужа, чтобы заштопать. Сильный эпизод, не просто так, его мне показала «матрица». А сильное в нем то, что… Что? Она же тоже, не просто так, несколько раз повторила про мужа, что достался «с дырой в носке».
И настоящим значением слов «давай, я зашью», можно считать: Дедушка, а ну посмотри, что я делаю! Вон, какого я выбираю! Бедного, страшного, без настоящей «крови», без «свободы». А все-таки! Я сделаю из него настоящего «испанца», не то, что ты и родственники твои – бутафория. Ты же просто мечтатель сидеть на склоне, смотреть на свалку и пить вино. А вот из Лени я сделаю, да-да, вот видишь…