Мои неотразимые гадюки. Книга 3
Шрифт:
– Каких девок? – оживился Юратка.
Паренёк сладостно закатил помутневшие глазки и выдохнул из самой сердечной глубины:
– Прекрасных, каких и вовсе не бывает!
– Как же не бывает, раз они явились? – придирчиво подначил его Юратка. – Хоть во плоти-то? Иль призраками бесстыжими порхают?
Обалдевший сказитель не успел ответить, как пестун Хран полюбопытствовал:
– А чего это молодчик странный от девок прячется? Любви его домогаются? Наложницы что ли?
– Сеструхи родные! – возмутился посыльный, но тотчас растерялся: –
– И сёстры ему спускают? – чуть удивился барр.
– Не! – махнул рукой парень. – Потешаются над ним тож по-всякому. Насмешничают. Особо, когда он их грозит замуж раздать. Там, правда, одна сестрица замужем. За одним из тех витязей. А барр, вроде как, ждёт не дождётся, как прочих с рук сплавит. Но, что-то у них там всё не ладится. А прочие витязи на тех красавиц и не смотрят. Будто вкруг них те девки табунами бродят. И барровы сеструхи до них не охочие. Хотя живут дружно – слова дурного не скажу. Брательнику, коли чего, не прекословят. Слушают его, будто батюшку родного. Особо, как на кабаний перевал сбираться начали…
– На перевал? – оборвал его Хран, переглянувшись с Радгаром.
– Ты, дружок, не попутал? – нахмурился тот.
– Чего ж тут попутаешь, коли они туда уходят? – подивился рассказчик. – Все заодно. Даже пацана с малявкой берут. И страху не ведают: всё с шуточками, да смешками. Мы им про кабанов лютых, а они лишь отмахиваются. А одна баба из крепости, будто видала со стены, как у кромки леса одна из девок с кабаном миловалась. После села на него да в чащу подалась. Тока врёт поди. С голодухи-то чего не примерещится. Где ж видано, чтоб девки на кабанах катались? Совсем баба от дикости из ума выжила, – посетовал почтительный юнец. – То благодетельницами девок кличет, то ведьмами. А как же оно разом может быть?
– Благодетельницами? – переспросил Хран и усмехнулся: – За что такие почести?
– Так они ж в крепость хлеба привезли. И скотину пригнали. Задаром. Нам вот тоже чуток отломилось. И тоже задаром.
– Кому вам?
– Так я ж не из крепости, – спохватился парень. – Из Привратного ущелья мы. Нас Убор послал под рукой дядьки Мурана скотину в крепость отогнать. В уплату, значица, за подарки. За скотину да зерно.
– И много скотины? – уточнил Цвий, выслушал доклад и покачал головой: – Сдохнет. Народец из крепости пасти её наружу ни за какие блага не попрётся. Да на косьбу не отважится. Им от кабанов более всех достаётся. Каждый набег, почитай, через них.
– Так скотину-то да зерно велено барру Радгару преподнесть, – вновь спохватился наперекосячный рассказчик. – Пришлый-то барр так передать и велел, дескать, кланяется он, чем богат. Сам бы почтил, да со временем туго. Дюже срочно в Утробу надо.
– Когда надо? – уточнил Хран.
– Так, нынче же поутру уходить и сбирались. Уже, поди, на перевале. Всё промеж себя толковали, будто за ради того издалека тащились. С юга вроде. Оно и похоже: чёрные глазищи, как уголья горят.
– Чёрные? – недоверчиво прогудел Чедом.
– Как есть, чернущие, что твоя ночь. Правда, одна госпожа, как есть, нормальная. Да и девчоночка нашенская.
– Это, где ж у нас такие черноглазые водятся? – пробормотал Хран. – Степняки, что ли?
– Не, они из господ, – уверенно возразил парень. – Я степняков видал разок. Ещё по малолетству. Те чувырлы неумытые. А эти госпожи чисто голубки нежные.
– Голубки нежные да непристроенные, – с ехидцей проворковал Цвий.
– Заткнись, а! – досадливо попросил барр.
И сотворил на столе пудовые кулаки с разом побелевшими костяшками.
– А чего? И непристроенные, – невозмутимо изрёк пестун. – Да к тому ж красавицы. Брат, опять же, желает их сбагрить. Покойный Велмар – батюшка твой – помнится, наказывал мне тебя оженить. Бесись, сколько влезет, но наказ его я исполню. Чего супишься? Мордой не вышел? А и пускай её. Мужика не морда красит. Для того нам бабы даны. Молодчик тот – барр с юга – здесь чужак. И породниться с лучшим из барров для него честью будет. И твоей милостью, а не его. Он за неё тебе в ножки кланяться должен.
– Хорошо б в придачу к поклонам и приданое поиметь, – оповестил Цвий, исподтишка весело зыркнув на Радгара.
– Так это, – полез с новыми подробностями вестник, – добра-то у них полным-полно. Тока своего цельный воз. Всё богатое на зависть. На витязях оружие, каковое даже в Чесла не водилось. А дядька Убор сказывал, будто и у диктатора такого сроду не водилось. Он-то помнит, как по молодости с наром покойным в стольный град катался.
– Своего добра? – вкрадчиво переспросил Цвий. – У них чего ж, и не своё добро имеется?
Мужики переглянулись: разбойнички объявились? В Черногорье, понятно, поживиться нечем. А вот укрываться милое дело: кто сюда за ними полезет?
– Так оно ж нынче уже ваше, – удивлённо разъяснил гостенёк. – Все пять возов с зерном. Да коровы, да быки. Господа самолично всё притартали, не погнушались. Провожатые с Белогорья ещё на границе сдристнули. Наши-то чуть с глузда не съехали, как уразумели, что господа не шутят. Воз зерна да скотина – этакое добро да без отдарка. А чем нам отдариваться? Отдариваться-то и нечем. Кругом голые.
– Они тут что, поселиться надумали? – встрепенулся Цвий.
– Сбрендили, – хмыкнул Юрат. – Полоумные чужаки приискали местечко, где сподручней сдохнуть.
– Цыц ты! Балаболка, – недовольно окоротил его Хран и велел вестнику: – Толком объясни: слазят они в Утробу, а далее? Что, взаправду тут поселиться надумали?
– Так это, – растерялся парень, осоловело помаргивая на хозяев дома. – Кто ж их разберёт? Вроде тока на времечко. Шибко-то не обустраивались. На крепость бесхозную глаз не положили. Велели сказать, чтоб барр из Чесла противу них не сторожился. Зла чинить они не станут. Чуток отдохнут да прочь уйдут. Чего им тут? – и сам подивился такой очевидности рассудительный парень. – Им всем в Утробу неймётся…