Мои питомцы и другие звери
Шрифт:
Кубинского белолобого амазона Гошу я приобрел уже взрослым. Попугай не отличался особой говорливостью, зато его произношение было безукоризненным. Если услышать Гошу через стенку, трудно поверить, что разговаривает птица, а не человек. Интересно, что его реплики частенько соответствовали возникшей ситуации. Он легко по голосу отличал людей, приносивших в дом что-то полезное, например, почтальонов, от посетителей, которым приходилось платить. И когда порог моей квартиры переступал страховой агент или водопроводчик, Гоша истошно кричал из-за стенки: «Деньги давай!», чем вызывал у посетителей явное замешательство.
Еще точнее ему удавалась имитация детских голосов. Когда я получил новую квартиру, мой переезд в нее растянулся на несколько недель. Сначала я перевез туда клетку с попугаем и мелкие вещи. Мебели в квартире еще не было, а пачкать клеткой только что отремонтированную
В другой комнате нового жилища, предназначавшейся под мой кабинет, вскоре поселился маленький щенок фокстерьера. Когда неделю спустя я решил перенести туда и клетку с Гошей, ко мне, как всегда с радостным лаем, бросилась крохотная Рут, смертельно напугала птицу, и без того взволнованную очередным «переездом». Со страху Гоша стал биться в своей тесной клетке, производя страшный шум, что, в свою очередь, произвело на щенка ужасное впечатление. Рут поспешно ретировалась под письменный стол, но этого короткого эпизода, длившегося всего несколько секунд, оказалось достаточно, чтобы неприязнь между попугаем и щенком установилась на всю жизнь. Мало того, мой фоксик, став взрослым и превратившись в свирепого бесстрашного пса, не дававшего спуска ни людям, ни кошкам, ни собакам, в том числе овчаркам и ротвейлерам, к Гоше относился с известной осторожностью. Но попугай, убедившись, что щенок его боится, и чувствуя себя на спинке стула, а тем более на люстре в полной безопасности, не упускал ни малейшей возможности, чтобы досадить псу и всласть над ним поиздеваться.
Рут была преданной собакой и старалась ни на миг не отходить от меня. Даже когда я переходил из одной комнаты в другую, она всюду следовала за мной, а если я не разрешал ей входить в ванную или на кухню, ложилась под дверью, чтобы не прозевать, когда я оттуда выйду. Этим решил воспользоваться Гоша. Выбрав из своего «пайка» кусочек печенья поменьше и забравшись на достаточно высокую ветку специально поставленного для него дерева, он моим голосом звал собаку: «Ру-ут! Ру-ут!» Не знаю, как это удается попугаям, но Гоша прекрасно выговаривал слова даже с набитым ртом, и собака не в состоянии была различить наши голоса.
Услышав призыв, наивная псина в полной растерянности от того, что мне удалось незаметно проскользнуть мимо нее, спешила на зов, но, убедившись, что это Гошины проделки, с досадой лаяла, а попугай все так же с закрытым ртом радостно хохотал: «Ха-ха-ха!» Этого Рут выдержать не могла. Лязгнув зубами, она подпрыгивала, хотя прекрасно понимала, что достать недруга не удастся, и спешила на свой пост, но негромкое Гошкино «ням-ням!» останавливало ее. Она усаживалась под деревом и, отчаянно стуча по полу обрубком хвоста, умилительно смотрела на своего мучителя. А попугай продолжал дразнить пса, то повторяя: «Ням-ням!», то делая вид, что собирается бросить ей лакомство. Наконец оно падало вниз. Гошка старался бросить кусочек печенья так, чтобы собака не смогла поймать его на лету, и, когда это ему удавалось, радостно хохотал. Однако Рут отличалась необыкновенной ловкостью и чаще всего умудрялась подхватить подачку прежде, чем она коснется пола. Тогда раздосадованный попугай разражался длинной тирадой: «Гадкая собака! Грязная собака! Глупая собака!»
Несколько более доброжелательно относилась Рут к мелким птицам. Элегантного маленького волнистого попугайчика Чифа она явно недолюбливала, но безропотно сносила все его выходки, замирая с несчастным видом, когда Чиф на нее садился. А попугайчик не ставил Рут ни во что. Он безмятежно разгуливал по собачьей спине, выдергивал из хвоста волосинки, перебирался на голову или даже на нос и с интересом заглядывал Рутке в глаза, а если она пыталась его стряхнуть, больно клевал.
Однажды Рут не выдержала издевательств маленького мучителя и сделала попытку схватить его за хвост. Моя жена, с интересом наблюдавшая за этой сценой, тотчас взяла под защиту своего любимца и принялась отчитывать провинившегося пса. Чиф, наклонив голову набок, с интересом наблюдал за этой сценой. Однако простой выговор показался ему слишком мягким наказанием, и, когда жена кончила отчитывать собаку, возмущенно спросил: «Ну и что дальше?» Жена решила, что его недовольство обоснованно, и добавила в адрес Рут еще несколько нелицеприятных слов, заявив, что, если негоднице снова захочется познакомиться со вкусом хвостика попугая, ей оторвут голову. Такое отношение к возникшему конфликту удовлетворило Чифа, и он констатировал: «Весьма кстати!», добавив, как обычно, что Чиф хороший и нежный мальчик.
РЕВНИВАЯ ПОПА
Одно время звездой моей птичьей коллекции был попугай-амазон. Я считал его, и не без оснований, мальчиком, хотя безапелляционно утверждать это не имел права: у данной породы попугаев нет достаточно четких внешних различий между самцами и самками. Звали моего попугая Попкой, а когда хотели выразить ему свое дружелюбие, называли Попом.
Нужно сказать, что условия для жизни тропических птиц были у меня в ту пору не очень хорошими, так как окна квартиры выходили на север и солнце заглядывало в них по утрам лишь в разгар лета, да и то на час-полтора, освещая только диван и журнальный столик. Я понимал, что моим птицам не хватает ультрафиолетовых лучей. Поэтому в солнечную погоду, когда у меня было свободное время, мои птицы прямо в клетках утром совершали перелет из туманно-хмурого Питера в солнечную «Бразилию», а как только солнце скрывалось за откосом окна, возвращались обратно в Питер.
Позже я переехал в квартиру, где солнца было в избытке, и к лету поведение моего амазона существенно изменилось. Поп раньше обедал со всей семьей, неторопливо прохаживаясь среди столовых приборов и тарелок с различными яствами, завладевая всем, что казалось ему особенно вкусным, и сердито орал, когда его не пускали залезать лапками в блюдо с салатом. Теперь же он соглашался брать пищу только из моего рта, садясь на плечо, и выпрашивал корм, широко разевая клюв и приседая уж очень по-женски. С наступлением теплых дней Поп вообще перестал покидать мое плечо и частенько пел в ухо какие-то удивительные песни — нечто среднее между кошачьим ласковым мурлыканьем и весенними заунывными лягушачьими трелями, чего раньше никогда не делал.
И в мое отсутствие амазон вел себя странновато. Вместо того чтобы, удобно устроившись и сунув голову под крыло, мирно кемарить до моего возвращения домой, Поп рылся у меня на письменном столе, бродил по книжным стеллажам, всюду оставляя свои визитные карточки, а под одной из полок стал в углу старательно рвать обои. Я догадался, что Поп хочет обзавестись дуплом, и поставил для него в укромном месте большую картонную коробку с дыркой в передней стенке. Поп принял дупло с благодарностью и тотчас же принялся за его благоустройство. Первым делом он расширил входное отверстие, а затем начал готовить мягкую подстилку, отрывая от стенок коробки небольшие кусочки картона. Я и тут пошел попугаю навстречу, регулярно снабжая его дополнительными порциями картона, но строительного материала птице явно не хватало, и вскоре от его коробки мало что осталось. Пришлось поставить ее в более крупную коробку. На этом строительство птичьего дома завершилось. Теперь Поп целыми днями сидел на дне коробки и даже не откликался на мой голос, вылетая из «дупла» лишь для того, чтобы освободить или наполнить кишечник. Ночевал он тоже в «дупле», и загнать его в клетку не удавалось. С первых дней жизни в моей квартире Поп проявил себя как весьма ревнивое существо, но после воцарения в «дупле» стал ревновать меня особенно решительно и настырно.
Хорошо известно, что многие птицы могут быть достаточно агрессивными, самоотверженно защищая своих птенцов, гнездо или собственную территорию, и даже готовы оказать помощь своему соплеменнику, если он или его дети подверглись нападению хищников. Люди, близкие к природе, об этом хорошо осведомлены. Во время гнездования северных морских птиц не каждый решится на посещение птичьих базаров. Дружные атаки десятков, а то и сотен птиц если и не угрожают жизни или здоровью человека, то заставят прибегнуть к санобработке, чтобы отмыть зловонный помет после их нападения. Некоторым из моих читателей, попавшим весной в гнездовую колонию дроздов в лесу или наткнувшимся в разгар лета в городском парке на вороненка, только что покинувшего гнездо и еще не умеющего летать, возможно, самим довелось познакомиться с тем, насколько агрессивными могут быть птицы.