Мои прославленные братья
Шрифт:
– Это не мне решать. Я легат, посылаемый к другим народам, один из многих, которые скромно и, надеюсь, добросовестно, не жалуясь, трудятся на благо Римской республики и вносят свой скромный вклад в дело распространения цивилизации и упрочения мира.
– Так же, как до вас это делали греки, - задумчиво сказал этнарх.
– Я думаю, гораздо лучше. Но скажи мне, Шимъон, о чем ты пишешь?
– Это рассказ о моих братьях.
– О чем я постоянно буду сожалеть, - сказал я, - так это о том, что я не был с ними знаком. Это были великие люди.
– Откуда
– спросил Шимъон.
– Разве можно провести месяц в Иудее и не узнать об этом ?
Он улыбнулся.
– А что, римлянин, ты уже начинаешь пользоваться еврейскими оборотами речи! Однако стоит ли тратить время на то, чтобы оплакивать мертвых? Жизнь принадлежит живым.
– Странно, что так говоришь именно ты. Я не знаю народа, в такой степени одержимого прошлым, как евреи.
– Потому что прошлое - это наш союз с Богом. Рабами были мы у фараона в Египте. Можем ли мы об этом забыть?
– Мне кажется, вы и не хотите об этом забыть. Но о чем ты пишешь, Шимъон? Можно мне это прочесть ?
– Если ты читаешь по-арамейски, - ответил он небрежно.
– Ты не придаешь своей рукописи большого значения ?
– Никакого, - сказал этнарх, пожав плечами.
– То, что я хотел сделать, мне не удалось. И когда я кончил писать, мне показалось, что все это - только старческое копание в прошлом и в ушедшей юности. Но если тебе хочется это прочесть, - я буду рад.
Я написал это не столько для себя, сколько для других.
Мы поговорили еще кое о чем, и затем, перед тем как лечь спать, он принес мне длинный свиток пергамента, на котором он изложил повесть о своих прославленных братьях. И я всю ночь не спал, но лежал, придвинув к себе коптящий светильник, и читал то, что написал этот одинокий и властный еврей.
Эту рукопись я прилагаю к моему отчету, ибо, на мой взгляд, в ней гораздо лучше, чем в моих личных наблюдениях, выражен характер и образ мыслей евреев и то, что они доверительно называют еврейской душой, или, на их языке, "нешама", - некий дух, который живет в них и связывает их с жизнью. Это подлинная рукопись, которую дал мне Шимъон Маккавей, сказав:
– Если хочешь, Лентулл Силан, можешь взять ее с собой - если, по-твоему, она может что-нибудь значить для вашего Сената. Я ей важности не придаю, она ничего не стоит.
Однако, по моему разумению, в этом он ошибается, и я считаю, что высокому Сенату стоит поручить компетентным переводчикам перевести эту рукопись на латинский язык, дабы ее мог прочесть всякий, кто будет иметь дело с Иудеей или с евреями. В ней не только подробно описывается военная тактика евреев, но и ясно раскрываются те черты, которые делают этот народ столь обманчивым и опасным, ввиду чего он может стать серьезной угрозой западным идеалам и цивилизации.
Даже цветистый, эмоциональный стиль рассказа представляет известный интерес, ибо он есть отражение многих свойств этого, на первый взгляд, холодного и сурового человека, которого евреи называют ,,железной рукой". Помимо того, многие места рукописи помогают понять религиозные обряды евреев.
Я не видел этнарха весь следующий
– Чего я не могу понять, - сказал он задумчиво, - так это позицию в этом вопросе народа, населяющего вашу страну - Италию.
– Почему не можешь понять?
– спросил я.
– Народ - это жалкий, невежественный сброд, который ковыряется в земле. Ему наплевать, кто им управляет: Карфаген или Рим.
– Не знаю, на что ему наплевать и на что нет, - медленно сказал Шимъон, ведь я старик, и за всю жизнь я больше чем за несколько десятков миль не отъезжал от границ Иудеи. Но в конце концов Карфаген пал.
– Потому что Рим могуществен и настойчив, - сказал я гордо.
– В нашем городе появилась поговорка: "Карфаген должен быть разрушен". И он был разрушен!
– Однако у греков тоже была поговорка, что Иудея должна быть уничтожена, но этого не случилось.
– Антиохия - не Рим, - улыбнулся я.
– И в любом случае, Шимъон, за тобой долг. Я всю ночь читал твои воспоминания, и, однако, я нашел там лишь вопросы, но не ответы. Ты кончаешь свой рассказ смертью Иегуды, как будто это самое главное.
Но ведь это было более двадцати лет назад, и сегодня Иудея свободна, и даже в далеком Риме отдают должное Маккавею.
– И все-таки это действительно самое главное, - вздохнул старик.
– Может быть, и вся моя писанина бесполезна, но когда я кончил рассказ о гибели моего брата, писать дальше я был не в силах.
– Но ведь после этого произошло еще много событий! Очень много!
– Да.
– Даже я слышал о том, как после смерти Иегуды ты и двое твоих братьев собрали всех мужественных людей Иудеи и продолжали сражаться, и вас оттеснили в пустыню за реку Иордан, и вы долго там жили.
– Это верно, - кивнул старик.
– Мы ушли в пустыню, ибо нам казалось, что дело наше безнадежно и будущего у нас нет. Но таков был договор сыновей Мататьягу, что мы должны сражаться, даже если будем сражаться одни во всем Израиле.
Мы отступили к Иордану с боями, ни разу не показав врагам свои спины, но когда все были убиты, мы втроем перешли Иордан и ушли в пустыню, как давным-давно сделали наши предки, которые ушли в пустыню, но ни перед кем не склонили колени.
И живя в пустыне, без крова, без крыши над головой, мы выжили. Мы как-то ухитрились выжить, и мы послали нашего брата Иоханана назад в Иудею с поручением, но на него напали дикие бедуины и убили его.