Мои Снежные монстры
Шрифт:
За стенкой слышатся равномерные удары. Это Слепой и Семен тренируются.
За прошедшие три часа я успела принять душ, осмотреть новый дом, поговорить с Тони и Златой. Они ввели меня в курс того, что я пропустила. Больше всего обрадовало, что с дядей все в порядке, а огорчило то, что про Агату ничего не слышно. Вопрос, что стало с Даном, Тони проигнорировал. Почему у Яра испортился и без того не самый приятный характер, Тони тоже не сказал.
Сам же Яр ушел на второй этаж, велев зайти к нему, когда я буду готова. Я не успела спросить, к чему именно.
Этот просторный особняк мне нравится гораздо больше, чем лесная хижина. Три этажа, на каждом отдельная ванная комната. В подвале лаборатория. Все современное.
Подходит Тони, подсаживается рядом.
– Я скоро поеду в город. Хочешь со мной? В магазины заглянешь, выберешь себе что-нибудь.
Я реально соскучилась по магазинам. И вещей у меня вообще нет нормальных.
– А разве уже не опасно?
– Это местный город, он закрытого типа, считается оборонным. Пропуск туда только у Яра, как у исследователя, и членов его семьи. Тебя смогу провести. Хочешь, милашка?
– Я хочу, да. Только сначала мне надо сходить к Яру.
– Зачем?
В голосе младшего прорезается ревность или мне кажется?
– Поговорить.
– Интимные разговорчики? Я тоже хочу тебя…выслушать.
Тони ухмыляется в своем стиле, пододвигается ближе, заговорщески склоняется к моему уху и шепчет:
– А пойдем-ка, втроем поговорим. Твоя попка готова к приключениям?
Подавляю желание закатить глаза или разразиться воспитательной речью, о том, как нужно разговаривать с девушками.
А смысл?
Сколько там ему лет? Его уже не изменишь, колкие пошлости – часть его образа, так же, как и обворожительная улыбка, как руки, покрытые татуировками, и чуточку сгорбленная спина, обманчиво ленивые движения хищника.
Вот такой он – Антон Снежный. Можно его принять, можно злиться или краснеть, но он не изменится.
Я выбираю игнорирование. Морщу нос, отодвигаюсь со стулом и поднимаюсь.
Он тоже встает.
– Я так понимаю, молчание - знак согласия? – вкрадчиво, чуть наклонив голову, спрашивает Тони.
– Нет.
Мимолетом бросаю на него взгляд.
Он смотрит на меня пожирающе, руки чуть в сторону разводит и шагает ко мне, молниеносно, оказывается близко-близко.
Его глаза до коньячных оттенков темнеют, хищный блеск излучают, огонек дьявола. Но за этим огоньком черные угли зрачков прячут тлеющую боль. А ухмылка натянутая, это привычка зверя – клыки демонстрировать.
Я распахиваю глаза, утыкаюсь лопатками в барную стойку.
До меня доходит.
Он не хочет отпускать меня к Яру. Антон по мне скучал, ждал, когда я очнусь, одевался празднично каждый день и букет ежедневно покупал, чтобы свежий был. Он ко мне трепетней относится в целом. А я к Яру готова бежать в первую очередь, так он это видит.
Но Тони не может сказать прямо, не по-мужски же это - переживания на поверхность выкладывать. И вот за колкостями и ехидством прячет истинные чувства.
Наверное.
Сама тянусь к
– Хочешь, я останусь только с тобой сегодня? А Яр пусть занимается исследованиями, или что там ему важней.
Он порывисто подается навстречу, будто только этого и ждал. Подхватывает за попу, приподнимает, я ойкаю, сильней в мускулистую спину вцепляюсь. Его губы уже жадно ловят мои, язык в рот толкается. Мы сплетаемся в поцелуе. Я задыхаюсь, запускаю пальцы в русые волосы, кошусь в сторону выхода. Эта кухня открытого типа, вместо двери – арка, мы как на ладони тут.
Я сама контроль потерять готова, какой он горячий и страстный, по телу идет приятная судорога, выгибаюсь в сильных жилистых руках. Подхватывает под коленями и подмышками, кружит по кухне, будто теперь я ему подарок подарила. Как невесту кружит.
Антон сажает меня на барную стойку, а сам придвигается вплотную, встает между моих раздвинутых ног.
Целует шею, лижет, по-хозяйски сжимает грудь, мнет, а я раздумываю над словом «невеста», замираю, не отвечаю на ласки.
– Какая ты вкусная. Моя.
– М-м-м…
Тони прикусывает мочку уха, шепчет требовательно:
– Скажи, что моя.
– Антон…
– Скажи.
И как молнией бьет, я вспоминаю. Что не так со словом «невеста». Упираюсь ладонями в мощную грудь, чуть отталкиваю, смотрю пристально:
– А как же твоя жена, Антон?
– Ты ревнуешь, милашка? – он снова льнет ко мне, но я удерживаю.
– А ты избегаешь ответа? Потому что врать не можешь?
Он не отводит взгляда, внезапно становится почти серьезным:
– А нечего отвечать. Да, есть жена. Но истинная важней.
Я думаю. Смотрю поверх его головы, в проход арки. Там видно гостиную, столик посреди комнаты и на нем цветы в вазе, подарок от Тони.
Тони садится, кончиками пальцев скользит по моей коже от колена вверх по бедру. Туда, где заканчиваются короткие шорты. Я придерживаю его руку. Импульсы влечения к Тони покидают тело стремительно. Теперь мне не хочется, чтоб он меня трогал. Ерзаю по столешнице, отодвигаясь от него подальше. И терзает меня отнюдь не ревность. Вообще непонятное и незнакомое ранее чувство женской солидарности, что ли. Дядя всегда говорил, что я слишком эмпатичная – даже ножку от табуретки, об которую ушибла палец, готова жалеть.
– Не хотела бы я быть на месте твоей жены. Представляю себе. Всю жизнь, можно сказать, провести вместе, а потом бац – появилась новая, молодая, истинная, - усмехаюсь.
– И теперь он только с ней может. Это предательство, нет? Ты способен на предательства получается?
Тони покачивается на стуле, в лице не капли раскаяния или сомнений:
– Ой-ой, какие громкие слова, Ника. И странные выводы. Ты путаешь устои оборотней и людей, маленькая моя. Она поймет. Такое бывает, что истинные находятся. Далеко не сразу. Каждый оборотень, связанный семейными узами, знает это, помнит. Если бы она нашла своего истинного, я был бы только искренне рад за нее.