Мои убийственные каникулы
Шрифт:
Забыл, что ли, что должен расследовать преступление?
Опомнись, включи мозги!
Если мое прошлое чему-то меня научило, то его урок прост: отвлечешься – наделаешь ошибок. Я не понаслышке знаю, что может произойти, сколько жизней может быть загублено, стоит сыщику зазеваться. Хоть я и сдал три года назад свою бляху, в этом деле я выполняю обязанности детектива. Старый друг попросил меня об услуге, и я пошел ему навстречу. Если мне не под силу толком расследовать одно-единственное дело, то это значит, что я зря просиживал
Сосредоточься!
Глянув еще разок в окно, я тащусь в гараж, искать инструмент, которым сверлили дырки, и заодно прикидывать, как давно это сделано. Но ничего такого я не нахожу, всего лишь разный хлам: пляжные шезлонги, спущенное велосипедное колесо, коробку мышеловок.
Бреду обратно в дом – и на полпути замираю.
Кто-то напевает себе под нос. Это женщина. И я уже знаю, кто именно.
Мой живот напрягается от этого знания, как барабан, что не способствует сосредоточению.
Огибаю угол, вхожу в гостиную – и чуть не врезаюсь в Тейлор. Она опустилась на корточки и, светя себе фонариком телефона, шарит под диваном.
– Что-то потеряла?
От неожиданности она вскрикивает. К счастью, крик обрывается через долю секунды, потому что она видит в окне над диваном мое отражение. Прижав руку к вздымающейся груди, она плюхается на пол, прижавшись спиной к сине-белому дивану.
– Не видела перед домом твоего мотоцикла!
– Я оставил его неподалеку.
– Почему?
– Не хотел, чтобы ты его увидела и прибежала сюда мешать мне.
Вру и не краснею! Я остановился чуть дальше по улице, чтобы выпить кофе, и пришел оттуда пешком – не ехать же два шага на байке.
– О!.. – Уголки ее рта ползут вниз. – Понятно.
Я уже готов сказать ей правду, лишь бы она не хмурилась. В кого я превращаюсь?
Уж точно не в хлыща, говорящего комплименты ее красоте. Хотя ей очень идет голубенькое боди.
– Что ты тут забыла, Дюймовочка?
Она поджимает губы.
– Тебе нужно, чтобы мы враждовали? Я действительно тебя раздражаю или тебя когда-то больно ужалила какая-то оса [2] из Коннектикута, и теперь ты на мне отыгрываешься?
– Первый вариант: ты меня раздражаешь.
Снова вранье. На самом деле я считаю ее до чертиков забавной. Очень упорной. А главное, эффектной. Очень.
– Благодарю за честность. – Она встает и отряхивает шорты. Я машинально соображаю, как ловчее стянуть с нее их вместе с боди. – Учти, очень часто причина дружбы двух людей – общая вражда к кому-то. Это наш случай. Мы объединились против убийцы Оскара.
2
Игра слов: wasp (англ.) – оса, а также сокращенно «белая протестантка англосаксонского происхождения».
– Я работаю один. Никаких объединений.
– Пускай, но мы хотим одного и того же. В этом мы совпадаем. Моих учеников сначала объединяет нежелание делать
Представляю, как она призывает к вниманию свой класс: заметная, яркая, находчивая. Уверен, у нее все получается.
– Мне не до игр…
– Раз-два-три, богатырский чих!
– Сказал, не хочу… – Меня вдруг разбирает хохот. – Что-что?
– Богатырский чих! Некоторые взрослые позволяют себе чихать так же, как чихали, когда были маленькими. Терпеть этого не могу!
– Нет чтобы признаться, что ненавидишь это.
– Слово «ненавидеть» в моем классе недопустимо.
– Мы не у тебя в классе, – напоминаю я ей, хотя был бы не прочь полюбоваться ею перед второклашками. Сам не знаю, по какой причине…
– Мне нужна тренировка. – Она двигает в мою сторону кофейный столик, и я вижу полоски загорелой кожи у нее на плечах. Где еще подсмотреть ее загар: на бедрах, на груди? Точно не между ног… Опять я за свое! – Наверное, охотнику за головами полагается быть врединой. Ты тренируешь в себе это качество?
Я оставляю ее вопрос без ответа – главным образом потому, что яблочный запах становится все сильнее, мешая мне складывать звуки в слова.
– Тебе нравится твоя работа?
– Работа как работа.
– Грубая и страшная.
С этим не поспоришь. Я киваю, гадая, куда она клонит, и жду продолжения, как подсказки, что настал момент забросить ее на плечо, отнести в домик напротив и там велеть не трепыхаться.
– Тебе случалось отпускать того, кого ты выследил?
– Нет.
– Никогда?
– Однажды было дело… – Неужели я сказал это вслух? Не было у меня такого намерения. Я вообще не планировал болтовни, а собирался грубить, пока она не уйдет и не приступит к безопасному отдыху, подальше от расследования убийства. – Одного я все-таки отпустил.
– Правда? – шепчет она, как будто я поделился с ней большим секретом.
Мне куда привычнее оставаться одному. Я даже склонен к одиночеству, приветствую его. Но сейчас у меня, наверное, редкий момент слабости. Устал, должно быть, от ночного лазания по интернету. В итоге ловлю себя на том, что… болтаю с этой училкой. Долго, годами ни с кем так не болтал.
– Это была мамаша трех ребятишек. Она боялась прийти в суд в назначенный день, потому что отец ее детей тоже грозился туда явиться, чтобы устроить скандал, попытаться отнять у нее детей, заставить ее заплатить за то, что ушла. Кто-то донес на нее копам, но я ее пожалел.
– Как же ты с ней поступил?
– Никак. – Она так напряженно на меня смотрит, что я вынужден нарушить молчание. – Спрятал их в укромном месте. Не знаю, что с ними было потом.
Оттенок ее зеленых глаз меняется, становится мягче. Теперь это какие-то джунгли, и я невольно придвигаюсь ближе к ней, чтобы разобраться в этой перемене. Почему она так на меня смотрит? Я изображаю бесчувственность и пренебрежение, чтобы ей было со мной неприятно.