Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918
Шрифт:
Переговоры не двигались с места. Так, как они велись до сих пор, достигнуть можно было не мира, а лишь дальнейшего снижения нашей боеспособности. Я сидел в Кройцнахе будто на раскаленных углях и постоянно требовал от генерала Гофмана ускорить процесс переговоров. Он прекрасно понимал давившую на нас стратегическую необходимость, но в силу собственной официальной позиции в составе германской делегации был не состоянии проявлять чрезмерную настойчивость.
18 января Троцкий отбыл в Петербург, где большевики только что разогнали Учредительное собрание, наглядно продемонстрировав всему свету свое понимание народного волеизъявления. Но на наших граждан
Перед отъездом Троцкий пообещал отсутствовать всего шесть дней, но вернулся только 30 января. 23 января на совещании в Берлине генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, по моей просьбе, твердо заявил, что нам в конце концов нужна на Востоке полная ясность. Пока ее не существует, там вынуждены оставаться дивизии, необходимые нам на Западе. Если, мол, русские и дальше станут затягивать переговоры, то их следует прекратить и возобновить враждебные действия.
Что должны были думать о нас и о нашей потребности в мире руководители стран Антанты, если мы позволяли Троцкому и никем не признанному большевистскому правительству так бесцеремонно обращаться с нами? Как же настоятельно Германия нуждалась в мире, если шла буквально на поводу у подобных людей и терпеливо сносила их откровенную агитацию против немцев и германских вооруженных сил! С какой стати вождям Антанты, тому же Клемансо или Ллойд Джорджу, стоило опасаться мира, видя, как мы позволяем безоружным русским анархистам обходиться с нами подобным образом? Всякая боязнь риска в отношениях с нами у них должна была исчезнуть. Можно было заранее предугадать, как все это должно было повлиять на готовность наших противников к миру.
И солдат в окопах не понимал, зачем ведутся эти бесконечные разговоры без видимой цели и ощутимых результатов. Разумеется, он хотел, чтобы достигнутое им ценой невыносимых страданий и с опасностью для жизни пошло бы ему на пользу. И речь ведь шла о первой попытке заключить мир, а потому результат переговоров с большим напряжением ожидали как на родине, так и на фронте. Мы просто обязаны были наконец-то предпринять решительные шаги. Только так можно было добиться предельной ясности и в наших рядах, и у противной стороны.
Между тем выяснилось, что Троцкий представлял вовсе не всю Россию, не говоря уже о Румынии. 12 января в Брест прибыла делегация Украины, занявшая противоположные большевикам позиции. Она, заручившись содействием генерала Гофмана, вступила с представителями Четверного союза в собственные переговоры.
30 января в Бресте возобновились переговоры с Троцким. Сложилась довольно забавная ситуация, влиявшая на переговорный процесс. К этому моменту даже дипломаты убедились, что всякие разговоры с Троцким ни к чему не ведут. Теперь уже статс-секретарь фон Кюльман и граф Чернин, по своей инициативе, прервали дальнейшее обсуждение темы и 4 февраля прибыли в Берлин.
Я также в первых числах февраля отправился в Берлин, где намеревался обсудить с ними возникшую ситуацию. На встрече Кюльман заверил меня, что через двадцать четыре часа после заключения мира с Украиной он прервет всякие контакты с Троцким. В разговоре со статс-секретарем подтвердилось мое общее впечатление, что большевистская Россия вовсе не стремится к миру, надеясь на Антанту и на революцию в Германии и уже не считая нас способными на решительные действия. Этим надеждам дала дополнительную пищу политическая забастовка, прошедшая в Берлине в конце 1917 г. вопреки воле авторитетных руководителей рабочего движения: настолько тесно часть немецкого рабочего класса сомкнулась с большевиками. Социалистические вожди и ведущие социалистические газеты, позднее активно выступавшие против большевизма, в тот момент не заметили этого очевидного факта. Тогда еще они боролись против общего врага – старой власти, сознательно или неосознанно подрывая сами основы нашего государства. Когда же они достигли своей цели и сами стали властью, то зажженный ими огонь превратился во всепоглощающее бушующее пламя.
Граф Чернин на той же встрече пояснил, что катастрофическое положение с продовольствием в Австрии вынуждает его идти на значительные уступки Украине. Без ее зерна двуединая монархия не сможет выжить. После окончания совещания в Берлине статс-секретарь фон Кюльман и граф Чернин вернулись в Брест.
Мир с Украиной подписали 9 февраля. Я попросил фон Кюльмана исполнить данное им 5 февраля обещание и прекратить контакты с Троцким, но он отказался. В тот же день русское правительство по радио призвало германские войска к неповиновению своему высшему руководству.
По просьбе генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга его величество кайзер приказал статс-секретарю фон Кюльману в ультимативной форме потребовать от Троцкого принятия наших условий и освобождения территории Балтии. Однако фон Кюльман полагал, что последнее требование с учетом настроений в Австро-Венгрии и в Германии высказывать нецелесообразно, и кайзер с ним согласился.
Статс-секретарь стал торопить Троцкого завершить переговоры. Троцкий, однако, категорически отказался брать на себя какие-либо обязательства, но заявил, что война окончена и отдан приказ о демобилизации армии.
Это, естественно, создало на Востоке весьма неопределенную ситуацию. Мы ни в коем случае не могли оставить ее в столь подвешенном состоянии. Она грозила бы нам новыми непредвиденными осложнениями именно в момент нашего решающего сражения на Западе. Военная обстановка требовала полной ясности.
13 февраля в Хомбурге состоялось совещание, имевшее решающее значение для последующих событий на Востоке. В нем приняли участие рейхсканцлер, вице-канцлер, статс-секретарь фон Кюльман, генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, начальник главного морского штаба и я; иногда на нем присутствовал и кайзер. Позиция ОКХ сводилась к следующему.
В любой момент русский фронт может вновь укрепиться. Румыния тоже не заключит мира, пока Россия этого не сделает. В подобных условиях всякое наступление на Западе бесперспективно. А с этим была бы упущена возможность победой закончить войну, которую мы ведем со слабыми союзниками против превосходящих сил противника.
Чтобы предотвратить создание большевиками нового Восточного фронта, необходимо нанести русским войскам короткий мощный удар, который, помимо прочего, позволит захватить большое количество военного имущества. Дальнейшее течение военной операции на этом совещании не обсуждалось.
Большевизм на Украине следовало подавить. Оттуда уже поступили просьбы о помощи. Нужно было создать там полезные нам в военном отношении условия, позволявшие также получать в значительных объемах зерно и сырьевые материалы, жизненно необходимые Австрии. Для этого нужно было проникнуть глубоко в страну. У нас просто не было выбора. В лице Финляндии, одолеваемой большевиками и обратившейся к нам за помощью, мы тоже могли обрести надежного союзника в борьбе с большевистской Россией. Давление на Петербург усиливалось, нависла угроза и над дорогой, ведущей в Мурманск.