Мои знакомые
Шрифт:
Прежде всего я наткнулся на избушку на курьих ножках. Точь-в-точь из сказки, только крупных размеров, из бревен, с любовной резьбой по карнизу и лесенкой из пиленых кряжей неохватного тополя. Оказалось, это препаратная, где «обрабатывают» пойманных птиц — обвес, обмер, осмотр, кольцевание.
Это мне объяснил аспирант Сережа Миронов, плотный, полноватый юноша в очках и с усами, которые ему совсем не шли, скорее молодили, чем старили, так чудно они выглядели на задумчиво-округлом, немного наивном лице.
Он сидел на скамейке возле терема и производил какие-то операции над зябликом, как
Постепенно завязалась беседа, если можно назвать беседой мой интерес и его ответы: по паре скупых слов в минуту, которые он ронял, не переставая рассматривать крыло пичуги, с головой упрятанной в мешочек. Дул в него, перебирал по перышку, что-то записывал в блокнот. Он был похож на азартного золотоискателя, просто неспособного оторваться от кучи породы в надежде на заветную золотинку в последней горсти. Даже перекур таким людям не всласть, они, бросают сигарету, не докурив, словно их влечет неведомая сила.
В активе Миронова уже было двадцать новых, дотоле неизвестных науке видов клещей — безвредных. А он искал разносчика заразы, это было важно для народного хозяйства и для, него, молодого ученого, изучавшего фауну, видовой состав, жизненный цикл этих крошечных паразитов. Он был переполнен теориями об их происхождении: в давние времена они обитали в гнездах (кое-где они так и остались оседлыми), а затем в поисках пищи с помощью птиц расселялись по огромному пространству — иначе как объяснить, что определенным видам птиц соответствуют виды этих, так сказать, пассажиров…
— Скажем, на горной ласточке в Киргизии и на городской ее сестре в средней колосе найден один и тот же вид клеща. Следовательно, предполагается, он сформировался еще до появления ласточек, так сказать, закончил свою эволюцию. Ну, все не так просто… — Он умолк, словно пресек себя, опасался, что затянувшийся разговор может отвлечь его от дела, а ему не хотелось бы терять время… Вот на досуге он мне объяснит научные тонкости…
И снова уткнулся в своего зяблика.
И как ему было не скучно корпеть тут с утра до вечера целыми месяцами?
Он, кажется, даже не понял вопроса, взглянув на меня поверх очков, как, учитель на несмышленого школьника, с серьезным видом ответил:
— Мне-то что, вот семейным, сложнее.
— Что ж не женат?
— А сперва мама не хотела. Мы с мамой живем без отца — как ее бросать? А теперь вот внук ей понадобился, да я что-то приостыл. Знаете, как это бывает: ты нравишься — тебе нет. И наоборот. С возрастом становишься разборчив, не так-то легко найти человека. Особенно в моем положении кочевника. Да и зарплата с птичий нос, степени пока нет…
Он выпростал пичугу из мешочка, разжал ладонь, и зяблик с писком взмыл в поднебесье.
— Мешочек этот я сам придумал.
Не без гордости показал мне Сергей, пустой матерчатый футляр, точно речь шла о каком-то необыкновенном, изобретении. Но стоило представить со слов Сергея, каково ему было вначале возиться с птицей, когда она пищит, трепыхаясь в руках, начисто выбивая из колеи, как стало понятно это удивительное сочетание в юном ученом одержимости и доброты. В мешочке-то ей спокойно. И ему — тоже. У него даже губы огорченно вспыхнули при мысли,
Сергей пошел к ловушкам, а я назад к кухне.
Торопился зря. Дольника все еще не было. Издали было видно, как Наталья колдует над шипящей сковородкой. Я снова повернул в ельник и почти столкнулся с высоким парнем, красивым, в модных бачках, со взлохмаченной шевелюрой. Он проверял гнезда, я спросил, не бросает ли птица гнезда после того, как он пересчитает яички, не спугнут ли ее чужие запахи.
— Не, они тут привычные, — ответил он с мягким украинским акцентом. Он подсчитывал будущих птенцов, необходимых для эксперимента с ориентировками. — Дольник? Нет, не видел. А вам зачем? А, ну ясно, к нам тут многие с газет приезжают, журналисты, писатели… Айда ко мне наверх, — он показал на окно мезонина над кухней. — Чего тут лазить по солнцепеку? Как явится, мы его с окна углядим. Анатолий Шаповал…
Он подал мне здоровенную ручищу с жесткой, как наждак, ладонью. Познакомились.
Комнатушка похожа на пенал, с койкой и полками, уставленными чучелами и птичьими тушками. Угольно-черный дрозд… Серенькая со светлым брюшком славка, коричневато-оливковый, с пестринками зяблик. Нет, он их не убивал. Погибли во время перелета, он подобрал — для науки, готовил их для института. Толя уселся на низенький стульчик, предложив гостю табурет, и, достав из-под стола шило и дратву, принялся чинить старый ботинок — как видно, люди тут время зря не теряли — на все руки мастера.
— Я-то еще не сотрудник даже, — сказал Толя, умело намыливая дратву. — Университет-то я кончил во Львове. А в учителя не схотел. Ну не по душе мне профессия. А тут на практике был, полюбил птиц. Ну диплом в карман, приезжаю, а Дольник меня вспомнил: ты, говорит, парень работящий, иди пока электриком до первой вакансии. Я и пошел, на восемьдесят ре. Сейчас вот столярничаю, с чучелами вожусь, собираю материал о ночных миграциях, помогаю ученому Большакову Казимиру Владимировичу считать перелетные стаи — в телескоп, на фоне лунного диска. Опыты ставим с клетками. Ну на кольцевании так по суткам из препаратной не вылажу. Бывает, за пролет — до ста тысяч, ладони в мозолях и нож не держат. Ничего… Жизнь, конечно, не сладкая, тут не всякий выдержит. А холода, дожди, а то снегом ловушки завалит, расчищай. Словом, нет комфорта, а вот мне нравится…
— Привык?
— А что привыкать — я сам с Полтавщины, сельский парень, с детства в работе.
На миг в дверь заглянула светлоголовая девчонка, на вид совсем пигалица, ойкнула, завидев меня, и, стянув с вешалки полотенце, уже на ходу, из прихожей, обронила:
— Я на пляж, Толь!
— Смотри не сгори, солнце обманчивое.
В ответ раздался лишь цокот каблуков по лестнице.
Изредка поглядывая в окно — не появится ли Дольник, я слушал увлеченный рассказ Анатолия о здешней его работе, как он встает до солнышка и ловит первых пролетных птиц, исхудавших, обессиленных, к вечеру уже набирающих вес для старта, следит за тем, на сколько они тут задерживаются. Определяет в бинокль — наловчился, — какие виды птиц совершают перелет — зарянка ли, дрозд, королек, пеночка, определяет сроки и динамику миграции.