Мокрушники на довольствии
Шрифт:
Убранство квартиры плохо вязалось с обликом Бетти Бенсон, который был гораздо больше под стать ее имени. Кабы в ее глазах сияли маленькие белые звездочки, она выглядела бы точь-в-точь как та девушка на картинках Джона Уиткома в субботней «Ивнинг пост». На вид Бетти была типичной миловидной стопроцентной американкой, безмозглой студенткой-первокурсницей с копной каштановых волос, привлекательным глуповатым личиком и вполне сносной, хотя и не очень впечатляющей фигурой. Она была одета в серый вискозный свитер и розовые велосипедные
Девиц этой разновидности я почти не знал, поскольку по работе обычно не вступал в соприкосновение с ними. В студенческие годы у меня было несколько таких знакомых, но и тогда, и теперь они наводили на меня тоску. Я не знал, как мне вести разговор с Бетти Бенсон, чтобы расположить ее к себе и побудить дать ответы на мои вопросы.
Она закрыла дверь и повернулась ко мне.
– Если вы попытаетесь что-нибудь сделать, я закричу, – объявила Бетти.
– Я не стала запирать дверь, а сосед сейчас дома, потому что он работает в ночную смену.
– Проклятье, – сказал я. – Стало быть, мне все-таки не удастся изнасиловать и прикончить вас.
Я совсем забыл, что такие цыпы-дрипы наглухо лишены чувства юмора.
Бетти постояла несколько секунд, раздумывая, как отнестись к моему высказыванию, и наконец сдалась.
– Садитесь, куда хотите, – пригласила она.
– Благодарю, – ответил я, обходя стороной черное плетеное кресло и устраиваясь на маленьком диванчике.
– Вы хотели поговорить о Мэвис, – напомнила Бетти.
– Ага. А еще я хотел кофе, если у вас найдется уже готовый. Я не шутил, когда жаловался на недосыпание.
– Хорошо. Вы какой кофе любите?
– Черный. Одна ложка сахару.
– У меня растворимый, – неуверенно проговорила Бетти.
– Прекрасно, я люблю растворимый, – ответил я, хотя на самом деле ненавижу его.
– Я тоже, – сообщила она и улыбнулась. Теперь у нас с ней появилось что-то общее.
Я сидел на черно-белой полосатой кушетке и ждал, а Бетти тем временем бряцала столовым серебром в кухонной нише. Я услышал свисток чайника, потом опять звон посуды, и вот уже Бетти вернулась в комнату. Она ступала очень осторожно и держала в вытянутых руках две полные чашки кофе.
– Давайте я вам помогу, – предложил я, вставая и забирая у нее одну из чашек. Мы опять сели. Я – обратно на кушетку, а она – в плетеное кресло в дальнем углу.
– Так вы – друг Эрнеста Тессельмана? – спросила она меня. Отрадно было видеть, что мне удалось вдолбить ей хотя бы это.
– Совершенно верно.
– Это звучит ужасно странно, – рассудила она.
– Почему? Ведь они были в какой-то мере сожителями, не так ли? Надо полагать, Мэвис много для него значила.
Бетти помешала кофе и покачала головой.
– Это на него не похоже, – сказала она. – Грязный старикашка.
– Почему вы так говорите?
– Потому что он такой и есть. Как-то раз он приперся сюда. Это было еще до начала их сожительства. Приходит он, а Мэвис то ли в магазине, то ли еще где. Ну, он и начал меня соблазнять. Так-то вот. Гуляет с Мэвис, знает, что я – ее лучшая подруга, а сам лезет обольщать. Ведь он мне в деды годится.
– И Мэвис тоже, – обронил я.
– Мэвис думала, что он поможет ей сделать карьеру.
– А вы тоже так думали?
– Он мог ее поддержать, – ответила Бетти. – Но я готова биться об заклад, что не захотел Мэвис так ничему и не научилась. Она гуляла и спала со всяким, кто обещал ей достать луну с неба, а мужики – они ведь все одинаковые. Только и могут, что врать. Но Мэвис так и не поумнела. Каждый раз свято верила, что пришло ее время, что «этот» мужчина ее не обманет.
– Значит, Эрнест Тессельман был не единственным? – спросил я, держа наготове блокнот и карандаш. – Других вы знаете? Хотя бы некоторых?
– Ну конечно, знаю, – ответила она. – Мэвис была моей лучшей подругой.
Когда она... э-э-э... оставалась без мужчины, то жила только здесь.
– Первым был какой-то Сай, верно?
– Не совсем, – поправила меня Бетти. – Алан Петри – вот кто был сначала, но его можно не считать.
– Алан Петри? – я записал имя в блокнот. – Кто он такой и почему его можно не считать?
– Ну, они же не виделись уже много лет. К тону же, у Алана не было ни денег, ни видов на будущее, а значит, между ними и Мэвис не могло быть ничего серьезного.
– Вас послушать, так эта Мэвис Сент-Пол – просто золотоискательница, заметил я.
– Такой она и была, – сказала Бетти Бенсон. – Пусть она умерла, пусть была моей лучшей подругой, но правда есть правда. Мэвис была славной девчонкой, замечательной соседкой, но при этом ужасно своекорыстной.
– Значит, она никогда не относилась серьезно к этому... – я взглянул на имя, которое записал, – к этому Алану Петри? А он к ней?
– Да так же. Во всяком случае, это мое мнение. Я не очень хорошо знала его. Алан был просто мальчиком, бравшим уроки актерского мастерства, не обладавшим большим дарованием и, наверное, понимавшим это, коль скоро он ушел из класса Пола вскоре после нашего знакомства. Им с Мэвис просто нравилось жить вместе, вот и все. Какое-то время им было хорошо друг с другом, а потом все кончилось.
– Вы имеете представление о том, где он теперь?
– Кажется, живет где-то на Лонг-Айленде, – ответила она. – Во всяком случае, я слышала, что так. Теперь он человек семейный, актерство забросил и пошел служить в полицию.
– Легавый? – переспросил я, делая пометку возле фамилии Петри.
– Он перестал играть сразу же после ухода Мэвис. Сдал какой-то экзамен на полицейского и получил место. Потом женился. Кажется, я ни разу не видела его жену. Переехал куда-то на Лонг-Айленд. Мы не встречались уже несколько лет.