Мокрушники на довольствии
Шрифт:
Бетти Бенсон жила в старом здании, которое перестраивали раз пять, и теперь уже невозможно было определить, с какой целью его первоначально возвели здесь. На двери подъезда был домофон. Я нажал кнопку, возле которой стояла фамилия Бенсон, спустя минуту зажужжал зуммер, и я толкнул дверь.
Бетти Бенсон обитала на третьем этаже, и в доме не было лифта. Я успел запыхаться, пока добрался, и вспомнил, что со вчерашнего дня спал всего несколько часов. На лестничной площадке я остановился, чтобы перевести дух и оглядеться. Все двери на
– Мисс Бенсон? – спросил я.
– Вам чего? – дверь приглушала ее голос.
Обычное для Нью-Йорка приветствие. Чем меньше у Нью-Йоркера пожитков, тем тверже он убежден, что за дверью его жилища собралось все остальное человечество, которое только и ждет удобного случая, чтобы обобрать бедняжку до нитки.
– Я – приятель Эрнеста Тессельмана, – сказал я. Это было не совсем верно, но мне казалось, что сейчас самое время произнести такое громкое имя.
Если Бетти была подругой, а в прошлом и соседкой Мэвис Сент-Пол, она, наверное, знала, кто такой Эрнест Тессельман.
Похоже, она и впрямь это знала, но ни капельки не обрадовалась.
– Идите отсюда, – сказала она.
– Я хотел поговорить с вами о Мэвис, – сообщил я.
– Я уже беседовала с полицейскими. Идите отсюда.
– Я не отниму у вас много времени, – пообещал я.
– Да уходите же, – твердила она свое. – Не хочу ни с кем разговаривать.
– Что вы так нервничаете? – спросил я.
– Забыли, что случилось с Мэвис?
– Не валяйте дурака. Я – друг Эрнеста Тессельмана, и мне надо поговорить с вами.
– Я вас не впущу, – заявила она.
– Тогда я буду ждать здесь, – пригрозил я ей. – Рано или поздно вы куда-нибудь пойдете.
– Я вызову полицию.
– Зовите полицейского по имени Граймс, – посоветовал я. – Мы с ним друзья.
Крышка дверного глазка захлопнулась, и я услышал, как Бетти Бенсон ходит по квартире. Интересно, неужели она и впрямь позвонит легавым? Я уже жалел, что связался с этой цыпочкой. Нервные женщины плохо действуют на меня.
Спустя пару минут глазок опять открылся, и снова показался глаз.
– Почему вы не уходите? – спросила она.
– Я хочу поговорить с вами.
– Говорите из-за двери – Разумеется, – ответил я. – Это меня вполне устраивает.
Я выудил из внутреннего кармана карандаш и записную книжку.
– Мне нужны имена знакомых Мэвис. Ее друзей и врагов.
– Кто вы такой?
– Я же говорил: приятель Эрнеста Тессельмана.
– А зачем вам сведения о Мэвис?
– Я разыскиваю ее убийцу.
– Вы имеете в виду того наркомана?
– Нет. Он ее не убивал.
– Тогда кто же?
– Пока не знаю.
– Почему вы говорите, что наркоман ее не убивал?
– Потому что я разговаривал с наркоманом, и он сказал мне, что не убивал. А наркоманы, как известно, никогда не лгут.
– Вы разговаривали с ним?!
– Совершенно верно.
– Кто вы такой?
– Я уже говорил: приятель Эрнеста Тессельмана.
– Почему вы ищете убийцу?
– Меня просил господин Тессельман, – это была еще одна неточность, но сделать такое утверждение было намного легче, чем сказать правду.
– Ему-то что до этого?
– Он любил Мэвис.
– Ха! – воскликнула Бетти. – Эрнест Тессельман любит только самого себя. И своих рыбок, – немного подумав, добавила она.
– Почему вы так говорите?
– Говорю, и все тут.
– Может, я войду, как вы думаете? – спросил я. – Вы могли бы сварить кофе. Мы бы сели, как воспитанные люди, поболтали о наркоманах, рыбках, Эрнесте Тессельмане, Мэвис Сент-Пол и еще куче занятных вещей.
– Не шутите, – сказала она.
– Я и не шучу, – ответил я – Я очень серьезен. Я только что преодолел два больших лестничных пролета, я почти не спал вчера ночью и с удовольствием присел бы.
После минутного молчания она спросила:
– Вы вооружены?
– Разумеется, нет. За кого вы меня принимаете?
– Распахните-ка пиджак, – потребовала Бетти.
Я распахнул пиджак и показал ей, что у меня нет наплечной кобуры. Потом повернулся спиной и приподнял полы пиджака, дабы она увидела, что и в заднем кармане брюк у меня тоже нет оружия. Опять повернувшись к ней лицом, я сказал:
– Хотите, я закатаю штанины? Может, у меня нож к ноге привязан.
– Я должна соблюдать осторожность, – заявила Бетти, – после того, что случилось с Мэвис...
– Разумеется. Капелька осторожности стоит ведра крови.
Глазок снова закрылся, зазвенела цепочка, и дверь распахнулась.
Несколько секунд Бетти разглядывала меня, крепко вцепившись в дверную ручку и решая для себя, не замышляю ли я нападение. Потом сделала шаг назад и посторонилась.
– Ладно, заходите, – сказала она.
Я и зашел. Гостиная была длинная и узкая, с серыми стенами, выдержанная в стиле Гринвич-Виллидж до такой степени, что казалась скорее театральной декорацией, нежели настоящей жилой комнатой. Все избито, все по шаблону. На черном кофейном столике, отдаленно похожем на японский, лежала серая коряга.
Посреди одной стены висело модернистское полотно, изображавшее грязное разбитое оконное стекло. Низкий стеллаж из досок, поделенный на двенадцать полок перегородками из положенных без раствора кирпичей, дешевый проигрыватель на столике, явно купленном с рук, а рядом – пять или шесть долгоиграющих пластинок. Три бутылки из-под «кьянти» были с большим вкусом подвешены в простенке между окнами, скрытыми занавесками из красной мешковины. На разнокалиберных столиках – пара бутылок из-под мозельского, заляпанных свечным воском, а посреди потолка – крюк, благодаря которому нетрудно было определить, где висел регулируемый по высоте светильник, когда такие светильники еще были в моде.